Челюсти судьбы

«Небесный лев» лег на курс, почти строго на север. Толстый натянул шлем, именно к нему тянулся провод от шара, взялся за штурвал. Шар осветился изнутри мягким фиолетовым светом, по его поверхности пробегали искры, тоже фиолетовые, порой сливаясь в крохотные ветвящиеся молнии. В кабине ощущался легкий аромат озона…

Тонкий отпустил штурвал, откинулся в кресле. Джампером теперь управлял Толстый, причем вслепую – шлем его имел спереди нечто вроде глухого забрала, не позволявшего что-либо разглядеть. Умом я понимал, что «третьи глазом» Толстый сейчас куда лучше, чем человеческим зрением, обнаружит то, что мне, например, вовек не увидеть, хоть два шлема натяни… И все равно ощущение было не самое приятное.

Минут семь или восемь ничего не происходило. Ровный полет с постепенным набором высоты. Потом «Лев» изменил курс градусов на тридцать и еще через минуту Тонкий произнес:

– Вот и она… Видишь?

Ничего я не видел… То же ночное небо впереди.

– Хорошая, большая… – одобрительно произнес Тонкий.

– Угу, – откликнулся Толстый из-под своего шлема.

Лишь тогда я увидел… Небольшой кусок неба впереди был какой-то не такой… Черное на черном, но все же отличающееся. Полная, беспросветная чернота.

Но размер… Это – большая?! Мне казалось, что если «Лев» кое-как втиснется в «червоточину», то лишь фюзеляжем, а крылья отвалятся, останутся снаружи.

Однако Толстый бестрепетно держал курс прямо в абсолютную черноту. Оставалось надеяться, что он знал, что делает…

– Глаза прикрой, – посоветовал Тонкий, и я увидел, что он натягивает нечто вроде больших мотоциклетных очков с темными стеклами.

Совету я не последовал… Вернее, последовал с запозданием и не своей волей – веки сами захлопнулись от светового удара.

Чуть позже, когда я их осторожненько поднял, – обнаружил, что кабину заливает яркий солнечный свет. «Небесный лев» летел не под нашим небом. Причем летел, перевернувшись брюхом вверх. А на бывшем верху – то есть теперь под нашими головами – расстилалось бескрайнее море красноватого оттенка.

Мой вестибулярный аппарат немедленно запротестовал против такого способа передвижения. Тотчас же к протесту присоединился желудок, угрожая принять меры: дескать, только летучие мыши способны переваривать пищу, повиснув вниз головой.

Я глянул туда, где, по моему разумению, должно было находиться небо перевернутого Мира. И увидел проносящуюся под крылом каменистую пустыню, однообразием не уступавшую водной поверхности.

Желудок с вестибулярным аппаратом притихли, сбитые с толку. А их владелец, то есть я, растерянно спросил:

– Где тут верх и где низ?

– А кто его знает… – беззаботно откликнулся Тонкий. – Такой вот дурацкий Мир… Встречаются такие, верно, Толстый?

– Ага, – согласился тот.

Если меня не обманывал глазомер, расстояние между двумя параллельными плоскостями, морской и пустынной, было не более пары километров. Откуда в этот зазор попадали яркие солнечные лучи, я решительно не мог уразуметь. Откуда-то попадали…

«Ох, недаром ЛБ не оставил в салоне иллюминаторов… Зрелище на любителя», – подумал я, не подозревая, что главные зрелища впереди.

* * *

– Ни хрена себе пельмень, – произнес Тонкий со смесью изумления и восхищения.

– Хех… – подтвердил Толстый.

«Пельмень» более всего напоминал громадную грозовую тучу, раскинувшуюся впереди, прямо по курсу, на добрую четверть горизонта, а нижними и верхними краями касавшуюся моря и пустыни.

Да только это была не туча… Нечто более плотное. И более агрессивное – бесформенные, клубящиеся края «пельменя» то и дело сворачивались в подобие гигантских щупальцев, те тянулись к воде, ныряли в нее, порой выхватывали из волн что-то живое, крупное и извивающееся. По барханам пустыни щупальца тоже шарили, не знаю уж, что надеясь там разыскать.

Долго любоваться странной сущностью не удалось. «Лев» заложил резкий вираж, перегрузка притиснула к переборке.

Но недолгое время спустя я вновь увидел впереди, теперь гораздо ближе, тот же «пельмень», либо его брата-близнеца.

– Еще один? – уточнил я.

– Все тот же, – раздраженно откликнулся Тонкий. – Ты помолчи, не отвлекай Толстого…

Я послушно умолк, гадая: обладает ли тварь неимоверной подвижностью или же умеет искривлять пространство так, чтобы все пути вели к ней…

Новый вираж. И чуть погодя – все то же зрелище впереди. Теперь уже во весь горизонт… Сейчас можно было разглядеть, что щупальца не исследуют Мир с бескорыстным любопытством – тянут все, что в них попадает, к темному провалу в центре «пельменя». Размеры же этой дыры… Ну, если сложить воедино все входы во все земные пещеры, наверное, получилось бы нечто подобное.

– Х-ха! – произнес вдруг Толстый, безмерно меня удивив: впервые он издал какие-то звуки без предшествующей реплики Тонкого.

Джампер больше не пытался менять курс. Несся прямиком к темному провалу пасти. Ни зубов, ни клыков, ни чего-либо еще там не виднелось… Черная дыра в никуда.

Мимо промелькнуло нечто громадное, стремительное… Джампер затрясся, угодив в турбулентность. Щупальце… Промахнулось.