На вновь учиненном допросе Малахов отвечал, что не только не смотрел с дерзким видом на его превосходительство генерал-майора Красовского, но даже и не видел его, поскольку тот подъехал незаметно сзади, но как только увидел, шапку немедля снял и смотрел так, как и полагается смотреть обычному мещанину на генерал-майора и командира дивизии. В пересказе Малахова выходило так, что народ он не баламутил, к набату не призывал, а спокойно дошел до тюрьмы и сел в нее, а уже в камере услышал набат. Не будем описывать жалобы Малахова на поведение генерала Красовского, а скажем лишь, что в том же году жители Болхова через сына Малахова Павла передали на высочайшее имя жалобу на притеснения и неприятности, претерпеваемые горожанами от военных, занявших постоем лучшие дома в Болхове. Подписалось под жалобой двадцать шесть купцов и сто восемь мещан. В 1818 году по поводу этой жалобы последовал Высочайший рескрипт на имя фельдмаршала князя Барклая-де-Толли. Михаил Богданович получил рескрипт и… скончался. Дело было передано барону Сакену, заместившему князя на посту командующего Первой армией. Назначили следователем другого или даже третьего генерала, который, расследовав дело Малахова и жалобу болховчан, нашел последнюю совершенно необоснованной. Болховчане в ответ на это написали новые жалобы министру юстиции и в сенат. Сто с небольшим человек из болховских купцов и мещан написали жалобу императору. Так прошел еще один год… Тем временем генеральское следствие выяснило, что жалобу горожан писал Павел Малахов и среди подписавших есть дети и мертвые души. Малахов к тому времени находился под судом по девяти уголовным делам. Арестовали пять человек свидетелей. Уголовная палата приговорила брата Малахова Алексея за то, что он участвовал в сборе подписей под письмом императору, и за неуважение к начальству к тридцати ударам плетью «яко безпокойного человека и в обществе терпимым быть не могущаго» и к ссылке на поселение. Бунтовщиков, отбивавших Малахова и вызволявших его из тюрьмы, посадили в ту же тюрьму на три месяца каждого. Самому Малахову сенат выписал два десятка плетей и велел отправить в Сибирь на поселение. Жителей Болхова, подписавших прошение на высочайшее имя, оштрафовали в пользу казны на двести рублей, чтобы впредь им было неповадно отвлекать государя своими кляузами. Дело продолжалось с 1817 по 1823 год и закончилось тем, что старик Малахов пропал. Бог его знает, как это случилось – то ли сделал подкоп из тюрьмы, то ли сбежал, сидя дома на поруках, то ли испарился каким-то еще, быть может даже сверхъестественным способом. Его объявили в розыск, но он как сквозь землю провалился. Так и не нашли. Шесть лет Болхов жил этим делом. Шесть лет часть болховчан была за Малахова, а часть против. Шесть лет во всех болховских гостиных перемывали кости полковнику Гартунгу, генералу Красовскому, фельдмаршалу Барклаю-де-Толли и даже графу Аракчееву. Шесть лет говорили, что государя обманывают военные, а не то бы он… Шесть лет писали прошения, рвали их, снова писали, собирали подписи и отправляли в Петербург, шесть лет почтовые тройки с лихими ямщиками возили жалобы, письма, отношения и доклады из Болхова в Орел, скакали фельдъегеря с рескриптами, шесть лет все кипело, бурлило, пенилось и… снова уснуло.
Вернемся наконец к болховским кожевенным, свечным, салотопенным и пенькотрепальным заводам, подсчетам деревянных и каменных домов, улиц, фонарей и городовых. Так мы и сделаем, только прежде скажем о том, что знаменитая гурьевская каша, не имеющая никакого отношения к графу Гурьеву, своим происхождением имеет не Петербург и не Москву, а Болховский уезд и придумал ее рецепт крепостной повар Петра Денисовича Юрасовского Захар Кузьмич Аксенов, купленный у Юрасовского вместе с женой Домной, двумя дочерьми Акулиной и Василисой, сыном Сидором, с женою сына Матреной и малолетним их сыном Карпушкой. Сумма сделки была такой, что в купчей крепости ее решили не указывать, а только написали, что продавец получил с «кавалера графа Гурьева за оную семью крепостных людей ходячею российскою монетою все, что полагается по уговору – все без остатку…». Правда, потом выяснилось, что Захар Аксенов, до того как попасть к Юрасовскому, жил в Москве и учился у французских поваров, так что вполне может статься, что часть ног знаменитой каши растет не из России, а из Франции.