Человечек в колбе

Солнце сильно подвело Геккеля: доставлять домой пойманных нежных морских животных было очень нелегко. С горя он принялся собирать сухопутных животных — бабочек и жуков, птиц и ящериц. Это занятие было хорошо знакомо сингалезцам, и они с увлечением стали тащить к нему жуков и ящериц. Но и тут цейлонский климат продолжал свои милые шутки. Шкурки птиц никак не хотели сохнуть — так влажен был воздух. Словно белье для просушки развешивал Геккель каждый день шкурки на веревках, внимательно следя за небом. И как только набегала тучка, он бежал во двор — снимать шкурки. Если бы он знал, что его работа доставит удовольствие только муравьям и термитам, он не стал бы уделять столько времени сушке и сниманию шкурок, но откуда было ему знать, что эти маленькие каверзники совсем не боятся нафталина и камфары. Он уложил шкурки в ящики, отнес их в чулан, посыпал кругом нафталином и ушел. А когда ушел он — пришли муравьи… Скоро от шкурок птиц, от жуков и бабочек, от засушенных растений и зеленых кузнечиков остались только кучки буроватого порошка.

Муравьи — маленькие черные муравьи — и термиты сделали свое дело на совесть.

Геккель набил муравьями и термитами с десяток баночек, но остался без шкурок и жуков.

— Каждый день мне стоит пять фунтов стерлингов, — вот с какими словами обращался к себе Геккель каждое утро, прожив на берегу моря с неделю.

Вскочив в пять часов утра, он спешил выкупаться, пил чай, ел бананы и кукурузные лепешки. Он скучал о «милом кофе», но цейлонский кофе был куда хуже немецкого, — тут было так сыро, что кофейные зерна не могли как следует просохнуть. В семь часов утра он деловитыми шажками шел на берег и торжественно влезал на помост лодки. К десяти часам он уже возвращался с ловли, спешно рассовывал добычу по банкам, кое-что тут же зарисовывал и принимался за второй завтрак, состоявший из риса и подливки к нему.

Слуга Геккеля — Бабуа — при изготовлении подливки пускал в ход все остроумие, отпущенное на его долю природой. То он валил в эту подливку сахар, то сыпал столько перцу, что она походила на огонь, то делал подливку из мяса, то из кокосовых орехов, то из овощей. Бабуа совал в подливку всевозможных представителей фауны Цейлона, начиная от рыб и маленьких креветок и кончая жареными улитками, слизняками и яйцами морских ежей. Иногда он подбавлял в нее, для разнообразия, жуков, бабочек и гусениц, попадались там и летучие мыши, жирные ящерицы и даже змеи. Бабуа не страдал излишними предрассудками и считал съедобным все, что можно засунуть в рот и прожевать хотя бы наполовину. И Геккель, сидя за столом, вылавливал из риса кусочки неведомых животных и пытался определить их положение в системе, а заодно и на ветках его знаменитого родословного дерева. Это было увлекательное занятие! Попробуйте узнать по прожаренному кусочку, кто это — ящерица, рыба, змея или каракатица. Понемножку Геккель привык к этому блюду и тогда начал подстрекать изобретательность своего слуги, требуя все новых и новых сортов подливки. Желая порадовать ученого, тот изготовил подливку из летучей лисицы, чему даже сам удивился. Он не ожидал от себя ни такой смелости, ни такой изобретательности. А на обед Бабуа подавал Геккелю маринованных обезьян, суп из змей и жаркое из больших ящериц-мониторов. Это называлось «обед по-цейлонски».

Когда все ящики, банки и баночки были заполнены, наступил самый важный момент: нужно было запаивать цинковые ящики. Геккель целый день провозился с паяльником, обливаясь потом, и кляня и ящики, и паяльник, и жару, и самый Цейлон. Наконец ящики, в которых хранились голотурии и медузы, морские звезды и ежи, змеи, ящерицы и многое другое были запаяны. Это была замечательная коллекция, которую можно было бы назвать так: «из чего можно изготовить подливку к рису», и будь Геккель попрактичнее, он мог бы заработать деньги на коллекции, выставив ее для обозрения поварам Германии.

Вдоволь наработавшись, Геккель решил отдохнуть и проехаться на Адамов пик — самую высокую гору Цейлона. Это была священная гора, на ее вершине находился храм, и туда сотнями поднимались паломники. Но Геккеля привлекало не это. Уговорившись с директором Ботанического сада, доктором Трименом, и подобрав небольшую компанию, он тронулся в путь. На Адамовом пике, согласно преданиям, уже успели побывать и библейский Адам, и Будда, и апостол Фома, и Александр Македонский. Но если на этот пик и лазали всякие почтенные люди, то ни один из них не делал, конечно, на вершине пика того, что сделал Геккель.

Геккель — везде и всюду Геккель: и на вершине пика он прочитал речь, посвященную… Дарвину. Конечно, могло ли быть иначе? Его слушателями были, не считая его спутников по поездке, около полусотни богомольцев всех чинов, рангов и национальностей. Геккель читал речь так зычно и так при этом жестикулировал, что богомольцы спрашивали друг друга: кто этот жрец-чужеземец и почему он так сердится?