Человеческая комедия

- Дельфина, ты…

Папаша Горио бросился к графине и не дал ей договорить, закрыв ей рот рукой.

- Боже мой, за что вы сегодня хватались руками? - воскликнула Анастази.

- Ах, да! Виноват, - извинился несчастный отец, вытирая руки о панталоны. - Ведь я сейчас переезжаю, кто же знал, что вы придете.

Он был доволен, что, вызвав этот упрек, отвлек на себя гнев дочери.

- Ох! Вы истерзали мое сердце, - продолжал он садясь. - Дети мои, я умираю! В голове у меня жжет, как огнем. Будьте милыми, хорошими, любите друг друга! Вы сведете меня в могилу. Нази, Дельфина, ну же, вы обе правы и обе неправы. Слушай, Дедель, - говорил он, подняв на баронессу глаза, полные слез, - ей нужны двенадцать тысяч, давай поищем их. Не надо так коситься друг на друга.

Он стал на колени перед Дельфиной.

- Ради меня попроси у нее прощенья, - шепнул он ей на ухо, - она более несчастна, правда ведь?

- Бедная моя Нази, - сказала ей дельфина, испуганная выраженьем отцовского лица, диким, безумным от душевной боли, - я была неправа, поцелуй меня…

- О, вы льете мне целительный бальзам на сердце! - воскликнул папаша Горио. - Но откуда взять двенадцать тысяч франков? разве пойти за кого-нибудь в рекруты?

- Что вы, папа? Нет, нет! - воскликнули обе дочери, подходя к отцу.

- Бог вознаградит вас за одно это намерение, всей нашей жизни нехватит, чтобы отблагодарить вас! Правда, Нази? - сказала Дельфина.

- А кроме того, милый папа, это была бы капля в море, - заметила графиня.

- Так, значит, и своей кровью ничему не помочь? - с отчаяньем воскликнул старик. - Я буду рабом у того, кто спасет тебя, Нази! Ради него я убью другого человека. Пойду на каторгу, как Вотрен! Я…

Он вдруг остановился, как пораженный громом.

- Нет, ничего! - сказал он, рванув себя за волосы. - Кабы знать, где можно украсть… Только нелегко найти такой случай. Чтобы ограбить банк, нужны люди, время. Видно, пора мне умирать: не остается ничего другого. Я больше ни на что не годен, я больше не отец! Нет! Она просит, она нуждается! А у меня, бездельника, нет ничего. Ах ты, старый лиходей, у тебя две дочери, а ты устроил себе пожизненную ренту! Ты, значит, их не любишь? Подыхай же, подыхай, как собака! Да я хуже собаки, собака вела бы себя лучше! Ох, голова моя! В ней все кипит!

- Папа, будьте же благоразумны! - закричали обе женщины, обступая его, чтобы он не вздумал биться головой об стену.

Горио рыдал. Эжен в ужасе схватил свой вексель, выданный Вотрену, со штемпелем на б’ольшую сумму, переправил цифры, оформил как вексель на двенадцать тысяч приказу Горио и вошел в комнату соседа.

- Сударыня, вот нужные вам деньги, - сказал он графине, подавая ей вексель. - Я спал, ваш разговор разбудил меня; благодаря этому я узнал, сколько я должен господину Горио. Вот обязательство, которое вы можете учесть, я оплачу его точно в срок.

Графиня стояла неподвижно, держа в руках гербовую бумагу.

- Дельфина, - проговорила она, бледнея, дрожа от гнева, ярости и бешенства, - я все тебе прощала, свидетель бог, но это!.. Господин де Растиньяк был рядом, ты это знала. У тебя хватило низости отомстить мне, заставив меня невольно доверить ему мои тайны, мою жизнь, жизнь моих детей, мой позор, мою честь! Так знай же, ты для меня ничто, я ненавижу тебя, я стану мстить тебе, как только можно, я…

Злоба не давала ей говорить, в горле пересохло.

- Да это же мой сын, он наш, твой брат, твой спаситель! - восклицал папаша Горио. - Обними его, Нази! Видишь, я его обнимаю, - продолжал старик, в каком-то исступлении прижимая к себе Эжена. - О дитя мое! Я буду больше, чем отцом, я постараюсь заменить тебе семью. Я бы хотел быть богом и бросить к твоим ногам весь мир. Ну, поцелуй же его, Нази! Ведь это не человек, а просто ангел, настоящий ангел.

- Оставь ее, папа, сейчас она не в своем уме, - сказала Дельфина.

- Я не в своем уме! Не в своем уме! А ты какова? - спросила графиня де Ресто.

- Дети мои, я умру, если вы не перестанете! - крикнул папаша Горио и упал на кровать, точно сраженный пулей.

- Они убили меня! - пролепетал старик.

- Графиня взглянула на Эжена, который застыл на месте, ошеломленный этой дикой сценой.

- Сударь… - вымолвила она, договаривая всем выражением лица, взглядом, интонацией и не обращая внимания на своего отца, которому Дельфина поспешно расстегнула жилет.

- Я заплач’у и буду молчать, - ответил Растиньяк, не дожидаясь вопроса.

- Нази, ты убила отца! - упрекнула сестру Дельфина, указывая на старика, лежавшего без чувств; но графиня уже исчезла.

- Прощаю ей, - сказал старик, открывая глаза, - положение ее ужасно, - и не такая голова пошла бы кругом. Утешь Нази, будь доброй к ней, обещай этому твоему умирающему отцу, - просил старик, сжимая дельфине руку.

- Но что такое с вами? - спросила она, совсем перепугавшись.

- Ничего, ничего, пройдет, - отвечал отец. - Что-то мне давит лоб, это мигрень. Бедняжка Нази, какое у нее будущее!

В эту минуту графиня вернулась и бросилась к ногам отца.

- Простите! - воскликнула она.

- Этим ты еще больше мучаешь меня, - промолвил отец.