Человеческая природа и социальный порядок

Такого рода явление известно нам по литературе, но более всего по нашему собственному опыту. О нем не лишне напомнить, обратив внимание на то, что эта изначальная потребность в самореализации, если воспользоваться выражением Саймондса, составляет суть честолюбия и всегда имеет целью оказать воздействие на умы других людей. В приведенных выше цитатах чувствуется неукротимый рост формирующейся индивидуальности, воинственной силы, источником которой, по-видимому, служит чувство я.

В развитии социального я с самого начала заметно проявляется различие полов. Девочки, как правило, более восприимчивы к социальному окружению, их, несомненно, больше заботит мнение других людей, они больше думают о нем и поэтому даже на первом году жизни проявляют способность к хитрости, к finesse[74], а зачастую и к аффектации, которых мальчики относительно лишены. Мальчиков больше увлекает физическая активность, как таковая, и конструирование; их воображение в большей мере занимают вещи, нежели люди. У девочки das ewig Weibliche[75] — трудноописуемое, но безошибочно распознаваемое появляется, как только она начинает обращать внимание на других людей. Несомненно, одна из его сторон — это менее простое и устойчивое Эго, сильное влечение встать на точку зрения другого человека и связать свою радость или печаль с тем, как этот другой думает о тебе. Безусловно, женщины, как правило, в большей степени нуждаются в непосредственной поддержке и опоре, нежели мужчины. Женщине необходимо сосредоточить свою мысль на определенном человеке, в чье сознании она может найти устойчивый и привлекательный образ самой себя, чтобы жить согласно этому образу. Если такой образ найден — не важно, в сознании реального или вымышленного человека, — стойкая приверженность ему становится источником силы. Но такого пода сила нуждается в дополнении в лице другого человека, без чего женский характер может превратиться в подобие покинутого и плывущего по воле волн корабля. Мужчины, более агрессивные по натуре, в сравнительно большей степени приспособлены к одиночеству. В действительности же никто не может прожить в одиночестве, а видимость подобной способности создается тогда, когда сильный и непреклонный характер бывает поглощен прошлым и противится новым влияниям. Прямо или косвенно представление о том, как мы выглядим в глазах других, имеет силу над любым нормальным сознанием.

Можно считать, что смутные, но сильные стороны я, связанные с половым инстинктом, подобно другим его сторонам, выражают потребность власти и имеют отношение к самореализации личности. Юноша, по-моему, бывает робок именно потому, что, чувствуя смутное возбуждение от агрессивного влечения, он не знает, то ли дать ему выход, то ли не обращать на него внимание. Наверное, то же самое имеет место и в отношении к другому полу: робкие всегда агрессивны в душе; они испытывают интерес к другому человеку, потребность что-то значить для него. Наиболее сильное сексуальное влечение у обоих полов, по большей части, есть чувство власти, господства и присвоения. Никакое другое чувство не заявляет с таким неистовством: «мое, мое». Потребность принадлежать или подчиняться, которая, по крайней мере у женщин, развита не менее сильно, имеет, по сути, ту же природу, и ее Цель — вызвать страсть у «господина». «Мужчина желает женщину, а женщина желает быть желанной для мужчины»[76].

Хотя в целом мальчики обладают менее восприимчивым социальным я, нежели девочки, но и среди них есть большие различия в этом плане. Одних отличает склонность к finesse и позерству, тогда как другие почти полностью ее лишены. Последние обладают менее живым воображением; они непринужденны главным образом потому что плохо представляют, какими кажутся другим, и поэтому ими движет желание быть, а не казаться. Их не обижает пренебрежение, они не чувствуют его; они не испытывают стыда, ревности, тщеславия, гордости или раскаяния, ибо для всего этого нужно представлять себе другое сознание. Я знавал детей, которые никогда не пытались лгать, а по сути, не могли понять смысла или цели лжи, равно как и любых утаиваний, например в игре в прятки. Этот исключительно простой взгляд на вещи может сложиться вследствие необычного увлечения наблюдением и анализом безличных вещей, как это было у Р., чей интерес к фактам и связям между ними столь сильно преобладал над интересом к личным отношениям, что у него не возникало ни малейшего соблазна пожертвовать первым ради второго. Складывается впечатление, что такой ребенок находится вне морали; он не грешит и не раскаивается, ему неведомы добро и зло. Мы вкушаем от древа познания, когда начинаем представлять себе сознание других людей и таким образом осознаем борьбу личных влечений, которые призвана обуздать совесть.