Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина

Не имея фактических данных о том, когда Замятин писал свой роман, Любимова представляет нам внутреннюю, философскую, биографию писателя. Поскольку он относится к постсимволистскому поколению авторов, которое известно вниманием к авангардизму, Любимова пользуется теми интеллектуальными источниками, которые интересовали писателя и влияли на его творчество, сравнивая их с его лекциями и с текстом романа. Таким образом, она показывает, что Замятин интересовался современной философией (особенно Ницше), как символисты, и научными открытиями, и это особенно чувствуется в романе «Мы», где Д-503 часто ссылается на разные научные изыскания. Исследованию этого вопроса посвящено немалое количество работ[110].

Любимова доказывает, что Замятина волновала философия человеческой личности, особенно в условиях нового политического режима и коллективистских тенденций в обществе. Основная идея романа «Мы» состоится в том, что капитализм (а позже и социализм) последовательно заставлял людей становиться узкими специалистами, даже винтиками своих машин. Его тревожит скептическое отношение эпохи к личности, к человеку. При этом имеется совсем другое, даже неузнаваемое, понятие личности.

Замятин очень мало писал о своем романе[111]. Наверное, он хотел, чтобы мы не просто поняли, но и сами стали своего рода создателями этого произведения. Вот почему фабула романа «Мы» не обладает законченностью, так как битва за власть в Едином Государстве продолжается и на последней странице. Читателю приходится решать, каков ее исход, какова судьба утопии.

Замятин часто высказывался о том, как писать художественную литературу. Он был теоретиком и одновременно великим художником, хотя его концепции часто выглядят очень (даже слишком) рациональными. Спорный остается вопрос: до какой степени Замятин-писатель соответствовал теоретическим представлениям Замятина-литературоведа, анализировал ли он себя как писателя? Более того, Замятин – удивительный наставник других писателей. Кто еще из великих писателей был учителем и мастером в то же самое время, как сам сочинял шедевр? Это определенный риск для писателя рассуждать о писательской технике в поистине творческих, глубоких лекциях, одновременно подтверждая свой талант художника на практике[112].

Замятин непосредственно участвовал в развитии современного литературоведения. XIX век размышлял об идее, о значении литературного произведения, но в начале XX века стали изучать (и Замятин начал преподавать) литературную форму. В этом состоит новое понятие «стиля личности», указывающее на то, кто мы и как мы могли бы думать. Ссылаясь на доминирование подсознания в творчестве, Замятин видит в искусстве естественный для человеческой природы процесс. В его позиции мы можем увидеть и наш психологический потенциал. Эксцентричные лекции Замятина, очевидно, предъявляли к литературе всё более и более высокие требования, поскольку целью литературы их автору видится идеалистическое понятие о человеке.

Феномен романа «Мы» не исчерпывается загадками его творческой истории.

Какой же другой великий русский роман впервые был издан в переводе? Можно вспомнить «Доктора Живаго» Пастернака, но в «тамиздате» он был опубликован на русском языке, как и «Колымские рассказы» Шаламова.

Какой роман десятки лет существовал только в переводных или в неполных изданиях? Кроме недостоверной пражской редакции вплоть до 1952 года роман «Мы» оставался неизвестным на языке оригинала. Он был русской классикой, которую невозможно было прочесть по-русски.

Подробные отзывы о романе появились задолго до его публикации – неопубликованный роман «Мы» был хорошо известен советской публике[113]. Поскольку эти статьи, особенно отзыв Брауна, содержат цитаты из романа, можно сказать, что литературная критика привлекла еще больше интереса к запрещенному произведению. Именно этого более всего опасалась советская цензура. Браун акцентирует внимание на том, что роман не был издан в Советском Союзе, став «белым пятном <…> вместо головы Христа» в «Тайной вечере» Леонардо да Винчи [Браун 2011: 341].

Загадочным образом рукопись романа фактически исчезла после французского перевода 1929 года, и даже у автора не было собственного экземпляра в 1932 году, когда Кунина-Александр хотела перевести роман на хорватский язык. В 1946 году Оруэлл не знал об американском переводе; он прочитал роман «Мы» на французском – и потом написал свой «1984»[114]. Это, по всей видимости, привлекло внимание к роману, так как именно тогда Оруэлл и Г. П. Струве, а позже издательство имени Чехова в Нью-Йорке обеспокоились существованием русского оригинала][115]. Перевод Зильбурга был переиздан в 1959 году, и с тех пор роман постоянно переиздается на многих языках. В этом легко убедиться, заглянув в любой западный книжный магазин[116].