Эскалация напряженности между обманом и его обнаружением заставляет нас предположить, что битва, составляющая двигатель текста, ведется отчасти между силой заблуждения и проницательностью. Это особенно острый вопрос для нас как исследователей. Чтение художественной литературы изначально не является объективным делом, при котором мы придерживаемся исключительно слов, написанных автором. Например, ни в одном тексте невозможно дать полное описание человека: слишком много деталей придется в него включить. Можно сказать, что самой краткой и при этом точной абстракцией был бы генетический код, но и сам он тогда оказался бы слишком пространным, и при этом важнейшие факторы влияния окружающей среды (культура, личная история и т. д.) не были бы учтены. Автор старается вызвать у нас дополнительные иллюзии, намечая лишь несколько характерных черт и оставляя все прочее на усмотрение читателя. Что мы знаем о внешности Д-503, кроме того, что он мужчина, ему 32 года и у него волосатые руки? Исходя из описания других нумеров, мы можем с уверенностью предположить, что у него выбрита голова и что он, как и все остальные, носит юнифу. Автор отмечает негроидные черты R-13, но не говорит ничего подобного об 0-90 и 1-330 – из этого мы можем сделать вывод, что Д-503 не негроид; его волосатые руки и голубые глаза 0-90 дают понять, что и он, и обе женщины принадлежат к европеоидной расе, как и большая часть предполагаемых русских читателей Замятина. Учитывая, что к Д-503 испытывают сексуальное влечение три женщины, он должен обладать по меньшей мере приятной внешностью. Но каким бы мы ни представляли себе Д-503, этот образ – продукт нашего собственного воображения. Поскольку текст написан от первого лица, вполне возможно, что некоторые читатели-мужчины представят его похожим на них самих. И это было бы вполне уместно для романа: ведь одна из его важнейших сюжетных линий касается обретения героем нормальной человеческой психики, то есть, по сути, внутреннего опыта, сходного с опытом читателя. Однако на этом пути Д-503 часто разочаровывает нас, возвращаясь к своему прежнему, двумерному, «я». Прослеживая неверный путь Д-503 к нормальности, читатель и сам может быть легко уведен в сторону собственными иллюзиями.
Для исследователя тот же самый процесс оказывается сложным. С одной стороны, мы, вероятно, беремся изучать роман, например «Мы», потому что прочитали его как обычные читатели и он нам понравился. Да, мы можем возвращаться к нему, как это делаю я, с возрастающим удовольствием, предаваясь все большему количеству иллюзий, которые незаметно предлагает нам текст. Как отмечает М. Буш, один из общепризнанных признаков великого искусства состоит в том, что повторное воздействие (просмотр, чтение, прослушивание и т. д.) порождает не скуку, а, напротив, более глубокое понимание [Bush 1967]. Но когда мы пытаемся с позиций исследователей разобраться в том, как это происходит, нам приходится укрощать воображение читателя. Не можем ли мы назвать это за неимением лучшего слова столкновением между эстетическим чтением и чтением объективным, необходимым для научной точности? Художественное слово придает плавучесть – во время чтения нам трудно удержаться на твердой земле. Так, Б. Эдвардс утверждает, что художественный набросок легче скопировать, перевернув оригинал вверх ногами – таким образом копиист защищает себя от иллюзий, создаваемых изображением [Edwards 1979]. По тем же причинам некоторые корректоры вычитывают текст по возможности задом наперед, чтобы не отвлекаться на сюжет и прочие посторонние мысли при выполнении своей сложной и трудоемкой, но важной задачи. Но вместо того чтобы разглядеть детали текста, якобы объективный читатель может оказаться во власти новых ошибочных иллюзий, что, в свою очередь, приведет его к ложным выводам, – в этом и есть главная опасность.
Не каждому удается прочитать «Мы» объективно. Не следует недооценивать эту задачу, особенно когда речь идет о таком головокружительном тексте. Д-503 своим смехом развеивает иллюзию о якобы всемогущем Благодетеле и выходит вон. Тем не менее, как мы увидим в следующей главе, некоторые исследователи заявляли, что Единому Государству всенепременно хватит рациональности и мощи, чтобы подавить восстание Мефи. Замятин ничего подобного не говорит: в финале романа итог сражения висит на волоске. Эти специалисты сами ввели себя в заблуждение, возможно по причинам, изложенным ранее. Более того, оказывается, что неодушевленные предметы и абстрактные идеи также могут быть харизматичными. Математическая образность воздействует на представление о Едином Государстве так сильно, что до недавнего времени ни один читатель не дал себе труда вглядеться в нее и понять, что вся эта математика почти полностью ошибочна. Текст в очередной раз вынудил читателей сделать поспешные и неверные выводы.