Читаем Человеческие поступки полностью

Человеческие поступки

Когда в зале ожидания на автобусном терминале, перед железнодорожным вокзалом лежали устрашающие трупы; когда военные хватали просто идущих по дороге горожан, избивали их, кололи штыками, раздевали до нижнего белья, бросали в грузовик и увозили в неизвестном направлении; когда они ходили по домам и, найдя молодых людей, забирали с собой; когда были оцеплены дороги вокруг города и отключена телефонная связь; когда в толпу безоружных протестующих летели пули и снаряды; когда меньше чем за двадцать минут около ста трупов были брошены в грузовики; когда стремительно, как огонь, разнесся слух о том, что перебьют все население города; когда обычные мужчины, на тренировочной базе резервных войск захватив винтовки старого образца, организовали посты по три-четыре и пять-шесть человек и стали охранять начальные школы, мосты над речками и ручьями; когда вместо чиновников, улизнувших, как вода во время отлива, граждане начали самостоятельно управлять провинцией из административного здания, в это время я жила в Сеуле в районе Суюри и на автобусе ездила в школу. Вернувшись домой после занятий, я поднимала вечернюю газету Т, опущенную в почтовую щель на воротах, шла по узкому длинному двору и читала заголовки статей. «Ситуация в Кванчжу в отсутствие правительства, день пятый». На фотографии темные здания. Грузовик, полностью загруженный мужчинами с белыми повязками на лбу. Атмосфера в семье стала тревожной и скорбной. «Нет связи, и сегодня не дозвониться». Мама настойчиво набирала номер телефона родительского дома, который находился на той же улице, что и рынок Тэин.

Как не произошло никаких неприятностей с тетей Хиён, так и у меня все шло нормально. Никто из наших близких родственников не пострадал, никого не убили, никого не забрали в полицию. Однако осенью того года мои мысли все время возвращались к дому в Кванчжу. Может, в той комнате, где я делала уроки, лежа на полу и ощущая животом прохладу, сейчас живет тот мальчик? Но как оказалось, он не дожил до этого жаркого и душного лета, пережитого мной.

* * *

Я прохожу по подземному переходу перед административным зданием Управления провинции, где идет ремонт, иду по шумной, освещенной неоновыми вывесками вечерней улице, где звучит музыка, раздаются громкие голоса. Подхожу к хаквон, частным курсам, на которых будущих выпускников готовят к вступительным экзаменам в университеты. На первом этаже висит доска объявлений. Перед ней разложены яркие рекламные проспекты этого заведения, расписание занятий, информация о популярных лекциях и семинарах. Первый раз я побывала здесь неделю назад. Вчера старший брат Тонхо сказал по телефону:

– Я не могу уделить вам больше тридцати минут. Приходите ко мне в аудиторию в пять тридцать. Поймите меня. Некоторые ученики быстро ужинают и возвращаются назад раньше времени, и в этом случае нам вряд ли удастся поговорить даже полчаса.

Прослонявшись некоторое время рядом с участком, где раньше стоял наш дом, я вошла в магазин сантехники. Хозяйка за пятьдесят в сиреневом стеганом джемпере сложила газету и подняла голову.

– Чего изволите, дорогая?

Я уехала из этого города девочкой, и на местном диалекте говорили только родственники, поэтому, приехав сюда, я сразу почувствовала какое-то странное неудобство и грусть, когда незнакомые люди обращались ко мне как близкие.

– Здесь раньше находился ханок… Когда построили это здание?

Насколько я чувствовала неудобство и грусть, настолько и женщина, кажется, ощутила дистанцию между своим диалектом и моим сеульским произношением. Чисто по столичному она ответила:

– Вы ищете кого-то, кто жил здесь раньше?

Не зная, что сказать, я ответила утвердительно.

– Тот дом опустел в позапрошлом году. Там жила только одна бабушка, и она умерла. Дом был очень старый, такое жилье никому не сдать, поэтому сын снес его и построил вот эти временные помещения. Мы сняли их под магазин, но место совсем не проходное. Через два года срок договора закончится, и мы уйдем отсюда.

Я спросила, встречалась ли она с сыном умершей бабушки, и женщина ответила:

– Да, я видела его, когда заключали договор. Говорят, он преподает на известных платных курсах. Но, должно быть, зарабатывает совсем немного, если сдает в аренду временную торговую площадь.

Выйдя из магазина, я долго шла по главной дороге и затем поймала такси. Приехала на курсы, о которых сказала женщина, и в рекламном проспекте среди фотографий нашла брата Тонхо. Это было несложно. С фамилией Кан значились только два преподавателя, и один из них выглядел моложе тридцати. С фотографии на меня смотрел человек средних лет в очках с толстыми стеклами, с проседью в волосах, в белой рубашке и темно-синем галстуке.