Человеческий фактор.Повесть

В третьей анонимке сохранялась та же игра шрифтов, но в исходный документ были вставлены кусочки фонового зеркального текста предыдущего письма. Иногда одно слово заменялось другим, иногда внедрялись целые чужеродные заплатки из современной технической лексики, а все вместе сплеталось в плотную словесную ткань, химерическое сочетание абзацев и фраз, которое рождало странные и даже шокирующие ассоциации. Ужасала не только бессмысленность, но еще и то, что в хаотичности этого нагромождения проглядывала некая система. Словно из-за какого-то вируса или генетического дефекта два документа беспорядочно перепутались и проросли друг в друга, так что в результате получился бессвязный, но грамматически правильный текст. Как будто неизвестный отправитель положился во всем на игру случая, но как раз эта нарочитая нечаянность и создавала стойкое неприятное ощущение. Позже, скрупулезно выписав сам для себя все вкрапления, я смог сделать единственное заключение: все они, хотя и были технического характера, но относились не к инженерно-прикладной области (как можно было ожидать, исходя из первоначального документа), а скорее к области социологии управления, были написаны на языке, который употребляется в дирекциях фирм и отделах по работе с персоналом, а не в заводских цехах и на производственных линиях. Намерение отправителя письма выдавала только сильно увеличенная подпись: Jũst.

Четвертое письмо показалось мне самым циничным. На этот раз куски первоначального текста, произвольно вырванные, перетасованные и искромсанные, были наложены на музыкальную партитуру, ноты служили фоном, точно так же как буквы во втором письме. Заставить строчки такого текста танцевать на нотном стане, чуть ли не играючи жонглировать ими было, на мой взгляд, величайшей гнусностью. От возмущения я проглядел нечто важное, что прямо-таки бросалось в глаза. Письмо, которое я держал в руках, явно указывало на то, кто же был неведомый отправитель.

Пятое содержало все тот же документ, но от него остались только шапка: Берлин, 5 июня 1942 г. — и подпись, снова увеличенная: I. A. Jũst. Между ними были практически пустые страницы, только кое-где проступали отдельные слова первоначального печатного текста: инструкции, безопасность, функционирование, очистка, наблюдение, груз, шум, ночные работы, оборудование, расчет. На этих почти пустых листах отправитель написал от руки:

Не слышать

Не видеть

Бесконечно отмываться от грязных деяний

Произносить стерильные слова

Которые не оставляют пятен

Удаление (Aussiedlung)

Реструктуризация (Umstrukturierung)

Переустройство (Umsiedlung)

Переоборудование (Umstellung)

Перемещение (Delokalisierung)

Отбор (Selektion)

Удаление (Evakuierung)

Техническое увольнение (technische EntLassung)

Окончательное решение вопроса (Endlosung der Frage)

Запущена машина смерти.

Когда прошел первый шок от прочитанного, я понемногу начал соображать и сделал кое-какие выводы. Было ясно, что эти пять писем представляли собой пять ступеней одного дьявольского замысла. Причем в намерения их автора входило не просто свести с ума Матиаса Юста, нет, это было обращение ко всем, и оно касалось меня, так же как любого другого человека. Судя по всему, отправитель был хорошо осведомлен и чрезвычайно умен. Видимо, он понимал, что ему не грозит разоблачение, раз не боялся писать от руки. Я интуитивно понимал, что это не мог быть Карл Розе. Ему не хватило бы душевной, или, если хотите, творческой тонкости, чтобы выстроить такой ход, да и рука совсем не его — у меня же был образец для сравнения. У Розе почерк меленький, нервный, изломанный и неразборчивый, а в письме, наоборот, крупный, ровный, почти каллиграфический.

В ходе своего расследования я перерыл массу литературы, и в одном сборнике афоризмов наткнулся на цитату из австрийского публициста Карла Крауса. Он умер в 1936 году. Карл Розе и Карл Краус, а если читать на французский лад, — Карл Роз и Карл Крос — очень похожие имена, и это сходство вполне могло возбудить подозрения в больном рассудке Юста. Ведь в состоянии психоза человек становится способным на виртуознейшие словесные комбинации, а в данном случае сработало не просто созвучие, но еще и злосчастное переплетение родного и чужого языка.