– Нам надо светиться, – сказал Михась, поднимаясь с кушетки. – Постоянно надо светиться. Пусть все думают, что ничего не произошло, что у нас продолжается прежняя жизнь, пустая и бестолковая, что мы шастаем по друзьям и знакомым, клянчим в долг, поскольку нам, гунявым, даже пива не на что купить. А если мы повсюду исчезли, если не видят нас у Фатимы и в других местах, все решат – что-то с придурками случилось. Или денег раздобыли и не появляются, чтобы не отдавать долги, или еще чего похуже. Врубился?
– Михась, – сказал Алик задумчиво, – какой ты все-таки умный! Вот только теперь я понял – все у нас получится, мы выйдем сухими из воды. Даже не замочив хвоста, как говорили древние китайцы.
– Точно китайцы? – требовательно спросил Михась, заправляя рубашку в штаны. – Ты ничего не перепутал?
– Ну не знаю... Может, японцы... Или эти... Как их... Чукчи.
– Неважно! – весело ответил Михась. – Главное, чтоб они говорили про мокрый хвост. Все! Вперед! Фатима ждет! Истосковалась, наверное, изрыдалась! Утешим красавицу, хлопнем по кружке.
– Я бы и вторую осилил, – задумчиво произнес Алик.
У Фатимы все было как обычно. Сама красавица блистала восточной улыбкой из-за стойки бара, а увидев постоянных своих посетителей, которые в последнее время почему-то пренебрегали ее заведением, легко взмахнула смуглой рукой, приветствуя их, показала взглядом потрясающих своих глаз на свободный столик.
В углу привычно сидел угрюмый мужик, с ненавистью уставившись на пустую рюмку, стоявшую перед ним. Закинув нога на ногу и поигрывая носком блестящей туфли, сидел знакомый хмырь, который когда-то угостил их пивом, а потом несказанно удивился, когда они вернули долг да еще и с процентами. Молча, сосредоточенно и даже с некоторой подозрительностью расхаживал по залу хозяин заведения – седой, значительный, и еще в его глазах можно было такое уловить странное выражение, будто он о каждом посетителе знал нечто такое, что обычно скрывают ото всех.
Михась с Аликом сели за свободный столик, кому-то кивнули, кому-то помахали руками, улыбнулись и сразу стали своими, несмотря на столь долгое отсутствие.
– Давно вас не было видно! – радостно приветствовала их Фатима.
– Так сложилась жизнь, – по-дурацки развел руки в стороны Михась, одним этим жестом объясняя все, что с ними произошло за последний месяц или сколько там они отсутствовали по собственной глупости и недомыслию.
Больше на них никто не обратил внимания, вернее, внимание обратили, но мимолетное, ненавязчивое, дескать, пришли и ладно, и слава богу. Короче, приняли к сведению, что заблудшие овцы всегда возвращаются в свое стойло.
– Все как обычно? – спросила Фатима.
– Без изменений, – заверил Алик.
– «Невское светлое», фисташки... И все?
– А улыбка! – заорал Михась, которому в знакомой обстановке вдруг полегчало на душе.
– Сейчас! – ответила Фатима. – Размечтались!
– Кажись, отпустило, – простонал Михась, откидываясь на спинку стула. – Кажись, выживу.
– А что, тяжко было? – улыбнулся хмырь, не прекращая забавляться бликами на собственной туфле. Погрузив нос в пивную кружку, он искоса посмотрел на приятелей.
– Не так чтобы очень, но ощутимо.
– Теперь все позади?
– Позади?! – протянул Михась уже в легком куражливом настроении, которое охватывало его только здесь, только в этом подвальчике, освещенном светом от бара. – Все только начинается, мужик, все только начинается!
– И жизнь, и слезы, и любовь?
– Именно так, именно так! Слушай, как здорово ты описал мое сегодняшнее состояние... Спиши слова, а?!
– Записывай! – расхохотался сосед. – Начинается так... Я помню чудное мгновенье...
– Мгновение? – переспросил. – Чудное? Лучше вот этого?! – Михась победно поднял над головой кружку с еще не осевшей пеной. – Не верю!
– И правильно делаешь, – одобрил сосед.
Вечер продолжался.
Угрюмый посетитель в углу принял наконец решение и заказал еще одну рюмку водки, ушел веселый сосед в блестящих туфлях, пришел колдун и шаман Равиль Домаев, заглянул детективщик с новым романом, появились две девицы в тесных джинсах...
В общем, не только вечер – жизнь продолжалась.
И неплохо продолжалась она в тот летний вечер в свете улыбки Фатимы, приехавшей в Москву с далеких дагестанских гор.
Жизнь продолжалась настолько хорошо, и настолько хороша, что у каждого, кто был в тот вечер в подвальчике, просто должна была возникнуть неясная, смутная тревога – это не может продолжаться слишком долго, это ни с кем не может продолжаться слишком долго, такое состояние никогда не бывает слишком долгим.