Человеческий фактор

– Вася, дорогой друг! – прочувствованно произнес Михась. – Это самое лучшее, что ты мог предложить в этот кошмарный вечер, полный опасностей, ловушек, волчьих ям и медвежьих капканов!

– Ну ты даешь, Михась! – Вася покрутил головой и, круто развернувшись на площади, рванул по улице Советской в сторону Кунцевского автоцентра, к Кольцевой дороге, к Кутузовскому проспекту – домой, домой, домой.

Да, жизнь у Михася и Алика менялась – отпадали прежние привычки, возникали новые, совершенно неожиданные. Они сами не заметили, как перестали посещать подвальчик Фатимы. Как-то испарилась в летнем московском воздухе вся его привлекательность. Не то чтобы они решили туда больше не заглядывать, нет, все было проще и необратимее – их туда уже не тянуло, и даже в голову не приходило заглянуть к красивой женщине Фатиме на кружку пива.

Погасла пивнушка.

Сразу сделалась одной из многих, ненужных и пустых. Пустых не в том смысле, что не было в них посетителей, в душевном смысле слова. Да, да, да! В любимых наших забегаловках всегда есть своя душа, свое нечто неуловимое, что дает радостную взволнованность, едва переступаешь порог, распахиваешь дверь, спускаешься по ступенькам и слышишь родной гул чужих голосов.

Так бывает, ребята, так бывает.

Приятели перестали болтать попусту, обмениваться впечатлениями о купленной колбасе, увиденной на улице девушке в необыкновенно коротенькой юбчонке, о машине с диковинными формами, мелькнувшей как-то на перекрестке, – мы все болтаем о подобных пустяках, даже не замечая этого, не придавая значения, а то и попросту не слыша друг друга.

Посуровели ребята, замкнулись, даже друг от друга отшатнулись. Словно все уже случилось, и теперь им оставалось только прятаться, скрываться, спасаться, и еще неизвестно кому повезет больше.

Такое вот примерно было у обоих состояние.

Другими словами, все получилось так, как и предполагал Епихин, решив однажды воспитать, вырастить, взлелеять своих киллеров, чтобы не нанимать чужих – алчных, продажных и безжалостных к нему же, к заказчику, кормильцу и поильцу этих наемников. Он предвидел, что ребята будут меняться, не смогут не меняться, никто не сможет не измениться в тех условиях, которые им предложены. И он великодушно, но и расчетливо давал им время привыкнуть самим к себе новым, которые получились после неизбежных в подобных случаях превращений.

А превращения продолжались.

Епихин усмехнулся про себя, когда увидел, что ребята уже проявляют нетерпение. И понял, что тянуть нельзя, как опытный тренер, он откуда-то знал – могут перегореть, дрогнуть.

И тоже готовился к решающему разговору.

Как ни предусмотрителен был Епихин, но нечто важное он все-таки упустил – не подумал о том, что жизнь все равно окажется богаче в своих проявлениях, нежели самые тонкие и глубокие его предположения. И если ей, жизни, захочется, он все равно окажется в дураках.

Нет, нет, он все делал правильно, даже изысканно, и жизнь по отношению к нему еще не приняла сурового решения, но предвидеть неожиданность он был обязан, уж коли взялся за дело столь рисковое.

Так вот разговор – состоялся разговор, а как не состояться, если к нему стремились обе стороны. Михась сидел дома, в продавленном кресле, доставшемся ему от умершей тетки, бездумно носился по телевизионным каналам, не глядя тыкал пальцами в кнопки пульта. Ни одна передача его не интересовала, он даже выключил звук и носился над странами и континентами, над морями и горами в полной тишине. И вот в этой неестественной тишине и раздался резкий визг мобильника – боясь упустить, не услышать звонка, Михась заранее поставил его на самую большую громкость, на самый резкий тембр, чтобы его было слышно из кухни, из ванной, в метро, в электричке, в уличной толпе. Он и вибрацию установил – если не услышит, как визжит зуммер, то почувствует, как мобила истерично колотится в его нагрудном кармане. Михась клал мобильник не в пиджак, а в нагрудный карман рубашки, и аппаратик бился в его сосок действительно нервно и истерично.

– Да, – сказал Михась, увидев на табло очередной незнакомый ему номер. – Слушаю внимательно.

– Присмотрелись? Познакомились?

– Да, все в порядке.

– Есть вопросы, сомнения, колебания?

– Я же сказал – все в порядке! – Михась уже позволял себе не только дерзить, но и повышать голос.

– Приятно слышать.

– Взаимно.

– Я позвонил некстати?

– С чего это?

– Какой-то ты сегодня взвинченный.

– Ближе к делу, – вздохнул Михась.

– Как я понимаю, речь о деньгах?

– Не о бабах же!

– Это почти одно и то же, – теперь уже вздохнул Епихин.

– Сочувствую. У меня пока это еще не одно и то же.

– Все впереди, Михась, все впереди.

– Авось.

– Я помню твое предложение, или, скажем, требование... Я не могу принять его полностью.

– Это как?

– Не могу вам положить на стол сразу всю сумму. Во-первых, я действительно не могу, а во-вторых, это будет неправильно.

– В чем же, интересно, заключается эта неправильность? – Михась даже в этот простой вопрос сумел втиснуть ерничество, будто спрашивая, он поигрывал плечами и ерзал на стуле задом.