Человеческое и для людей (СИ)

Теоретически она могла бы учиться лучше, — не на сплошные семёрки, конечно, но на пятёрки и выше — но спотыкалась об отсутствие желания и необходимости. Когда дело касалось письменных работ, она вечно отвлекалась: натыкалась на что-то более занимательное, начинала изучать вещи, не связанные с заданием вообще никак, и только спустя часы (если не дни) спохватывалась и формулировала что-то по требуемому вопросу — разумеется, наспех и кое-как. С практическими задачами, выданными для отработки магических принципов, всё обстояло ещё грустнее: Иветта очень быстро понимала, что настроила воображение нужным образом и выучила требуемые жесты ещё годы назад под руководством нанятых родителями учителей; выдавливала из себя уровень «сойдёт: зато быстро и просто» и шла заниматься вещами более увлекательными или весёлыми.

«У вас ведь хорошая голова, Герарди, — печально вздыхал магистр Тарьятти, ставя ей очередную четвёрку. — Вы просто не стараетесь».

Она не хотела огорчать его ещё сильнее и потому проглатывала честное: «Вы совершенно правы, магистр. Не стараюсь и, откровенно говоря, не собираюсь начинать».

Максимильян Тарьятти ей искренне нравился, но чувство это совершенно объяснимо и заслуженно не было взаимным; так что могло подвигнуть магистра её навестить?

Он сел в кресло, которое примерно одиннадцать часов назад занимал Дориан, положил на живот сцепленные в замок руки и просто молча смотрел, и Иветте на мгновение показалось, что он и сам не знает, зачем же пришёл.

(А ещё её всегда интересовало, почему они с бывшим Хранителем Крауссом друг друга словно бы сторонились. Они ведь были во многом похожи: оба умные, любознательные, свободомыслящие и уравновешенные — казалось, сам Неделимый велел им найти общий язык и сблизиться, но что-то настырно не срасталось. Впрочем, конечно, взаимоотношения магистров были их личным делом — и больше ничьим.).

— Как вы себя чувствуете? — наконец нарушил тишину магистр Тарьятти.

И Иветта без особых колебаний ответила:

— Вполне хорошо, магистр, спасибо.

Она чувствовала себя слабой, — во всех смыслах и по многим причинам — но а кто сейчас (кроме, разумеется, пришедших Приближённых) ощущал себя иначе? Главным было то, что её, к большому удивлению и счастью, не беспокоил шёпот Университета. Он существовал: слышался и царапал разум, однако…

…намерение… созидающее… свет… изменяющее… разрушающее…

…был, если заострять внимание на реальности, а не на нём, всего лишь фоновым шумом — лёгким зудом, игнорировать который не составляло особого труда.

(Можно было попросить Дориана принести только две книги. Впрочем, перечитать «Слушая старые стены» Авеллы Номи всё равно стоит.).

Магистр Тарьятти кивнул, помолчал ещё немного, а потом заговорил — медленно и мягко, но с осязаемой настойчивостью:

— Эри Герарди. Как ваш преподаватель, я приятно удивлён тем, что вы знаете жесты и образы, используемые в ритуале передачи связей. Как ваш старший коллега, я восхищён тем, что вам хватило воли и воображения на то, чтобы стать его частью. Однако объясните мне… зачем? Зачем вы это сделали?

Иветте безумно и безудержно захотелось прижать к лицу подушку и завыть.

Она могла — хотя бы самой себе — предложить аж несколько ответов на вопрос почему. Потому что она слишком хорошо помнила маму. Потому что ей очень нравился Хранитель Краусс. Потому что хоть кто-нибудь должен был сделать хоть что-нибудь. Потому что она — безмерная, безнадёжная, беспросветная дура.

Она ведь не подумала о том, что, получись у неё задуманное, она всего-навсего повторила бы путь Себастьяна Краусса. Что ритуал передачи связи, как и все ритуалы передачи, требует добровольности, которая — и сколько же зла в мире выросло из этого нюанса — заключается не в «я хочу», а в «я согласен». Что у Иветты Герарди есть семья и друзья, и даже делать ничего не потребуется, достаточно об этом факте аккуратно напомнить.

(Идиотка, Неделимый, какая же она идиотка; и кто заплатит за её глупость, кто за неё уже заплатил…).

Она совершенно не думала о зачем. И нечего ей было сказать, кроме:

— Мне… нечего вам ответить, магистр.

(«Какая же ты молодец, Иветта, какая же ты…»).

Она вздрогнула и чуть не отшатнулась, неожиданно ощутив, как её запястья осторожно коснулись тёплые пальцы.

— Не переживайте так, бакалаврант. Вы же не на экзамене, — с лёгкой улыбкой сказал магистр Тарьятти. А затем, посерьезнев и убрав руку, добавил: — Хранитель Хэйс хочет видеть вас, когда вам, разумеется, станет лучше. Сейчас он не имеет к вам претензий, эри Герарди, и я… очень рекомендую вам не усложнять себе жизнь.

Иветта закрыла глаза и молча кивнула.

Неделимый с ней, с её жизнью — она уж точно не собиралась усложнять жизнь всем остальным.

***

Тянулись дни; заходили целители, Дориан, Лета, Клавдий, Энни и снова Дориан — Иветта улыбалась, шутила и заверяла всех, что конечно, ну конечно же, всё у неё в полном порядке.