Человеческое и для людей (СИ)

Тираду настолько немыслимую, что Иветта растерялась — по-настоящему, полностью, честно растерялась, и смогла ответить на заданный вопрос только вопросом:

— Вы серьёзно?

— Прошу прощения? — в свою очередь изобразил зеркало Хэйс.

И уставился словно бы недоумённо — ещё бы глазами похлопал для полноты картины.

Потрясающе. Нет, правда — восхитительно.

Да он же и впрямь был Отбитым На Всю Свою Проклятую Голову.

— Вы серьёзно спрашиваете… зачем я сделала то, что сделала?

— Да. Я вас искренне не понимаю, но хочу понять. Я очень хочу понять, какими соображениями вы руководствовались. И потому прошу вас их мне пояснить.

Хочет он. Понять соображения.

Понять он хочет.

Очень хочет — понять.

И просит — пояснить.

Иветта неожиданно для самой себя проснулась — стремительно и болезненно резко.

И очнулась. И вскинулась. И выпустила из рук последние крохи хладнокровия.

Забыла, где находится: вздрогнув, испуганно бросились врассыпную обречённость, отторжение, уже привычный страх и нелепое, инфантильное желание упрямо отмолчаться — начали бежать, но не успели спастись; их перемолола в пыль взревевшая, взвившаяся, восставшая из пепла последних дней и мгновенно захватившая абсолютно всё ярость.

Бесконечное, безудержное, граничащее с безумием бешенство.

Потому что как?

Да как, как, как можно было — не понимать?

Как можно было сидеть и…

Как можно было быть Этельбертом Хэйсом?!

— Может. Как раз потому. Что у вас есть коллеги — мастера гинекологии? — «Конечно же, есть, кто бы сомневался, что они есть». — Которые могут решить, что будет забавно… как там это?.. «обрюхатить» студентку? А у других, может, со знаниями хуже, но силы — более чем достаточно? — «И уничтожение той же внутриматочной петли для них — дело одного жеста». — Может, потому что вы в любой момент можете изменить закон, как вам захочется? Или просто на него наплевать? Как и остальные? И случаются… осечки, и если вы захотите, то никакого специалиста никто не найдёт? Если вы так уж любите историю, вспомните Вирдан, Лимертаил и Хар-Лиот! В которых тоже были… специалисты, ну и кого это спасло?!

Кого это спасло тогда и кого спасёт — теперь?!

Под конец Иветта практически кричала, а высказавшись… неожиданно пошатнулась.

Да при чём тут вообще — специалисты?

Неожиданно потому, что она не помнила, когда и как оказалась на ногах — не осознавала, что, оказывается, стоит.

Неделимый. Как же я устала.

Она разжала кулаки. Села обратно на кровать. Глубоко вдохнула и выдохнула. И посмотрела на Отбитого Хэйса.

Который… если бы речь шла о ком-нибудь другом, то можно было бы сказать «который выглядел так, словно его ударили».

Он сидел, замерев и выпрямившись чересчур, прямо-таки неестественно; его глаза расширились, рот — приоткрылся, а лежащие на коленях руки — напряглись; кажется, он даже побледнел, хотя в его случае утверждать что-либо было тяжело: «белое» не особо-то отличишь от «чуть более белого».

Он смотрелся жутковато, а смотрел — в кои-то веки не морозно и давяще, а словно бы растерянно и с тревогой, к которой примешивалась обида… Да нет. Нет. Вряд ли — с чего бы вдруг.

Они оба снова упали в глубокую, вязкую, бездонную тишину: Иветта молчала, потому что добавить ей было нечего, да и пробуждение на проверку оказалось кратковременным и иллюзорным: ярость улетучилась так же стремительно, как и ворвалась, уступив Трон исходному болотистому опустошению; Хэйс же молчал…

Да кто ж, кроме Неделимого, знает, почему он молчал.

Наконец он, дёрнувшись, расслабил руки, вытащил из себя фонарный столб, тряхнул головой и по традиции разразился очередным вопросом:

— Эри Герарди, скажите… Кто-нибудь из моих коллег вас… к чему-либо принуждал?

Очередным феерическим вопросом.

Как насчёт того, что Приближённые коллективно принуждали её — а вместе с нею и всех остальных — оставаться на Каденвере, м-м-м? Не давали увидеться с семьёй, с друзьями, знакомыми и учителями; не позволяли дышать воздухом чужих стран и гулять по улицам других городов; запрещали уходить, лишили естественной, как свет Соланны, и такой же необходимой для нормальной жизни возможности вернуться домой — что, всё это уже не считалось?

Впрочем, Иветта помнила, о чём шёл разговор, и потому ответила только:

— Пока что — нет.

«Догадываешься, какие слова здесь ключевые, непонимающий ты наш?»

Хэйс поднял руку, с силой сжал пальцами переносицу, а затем неожиданно встал. Дошёл до входной двери — вернулся к стулу; дошёл до шкафа — развернувшись, направился к окну, немного в него посмотрел и ещё раз прошкандыбал до двери; в конце концов, опять добрёл до стула и снова на него сел — прямо и положив руки на колени.

Смотрела на него Иветта с одной-единственной заторможенной мыслью: «Да что с тобой не так-то, вот правда?»

Серьёзно: что с ним было не так?