Человеческое, слишком человеческое

— Звонили из полиции. В шестой участок пришел какой-то парень, утверждает, что он ничего не помнит, но считает себя Евой. Сгоняй пробей, а?

— Хьюга… Я только с работы и у меня из носа, как из-под крана, хлещет, — сказал я, глядя на Аянами. Кейс с тестовым модулем Войта-Кампфа вдруг стал словно вдвое тяжелее. Все я уже понял: сейчас развернусь и закрою за собой дверь, а она опять останется одна. И я буду думать, что именно она поняла из моих слов.

— Икари, это в двух модулях от твоего дома, — страдальчески сказал Макото. — Имей совесть, за полчаса протестируешь его и вернешься лечить свои сопли.

Аянами исчезла, ушла куда-то в квартиру, и я расстроился окончательно: выспросил у Хьюги детали, вскользь деликатно нахамил ему и положил трубку в карман. Нос упорно закладывало, в горле скреблось. Ну, вот и все: закончил день, называется.

— Икари, возьмите.

Я обернулся. Аянами протягивала мне пластиковую чашку с парующим чаем — терпким, насыщенным и почти черным, этот мощный аромат пробивал мой насморк.

— Выпейте по дороге.

Я принял чашку, даже сквозь перчатку ощущая обжигающее тепло, и кивнул ей. Слов, как обычно, мне не хватило, поэтому я еще раз кивнул ей и вышел. Наверное, это был тяжелый день, но все же неплохой.

— Спасибо, Аянами, — сказал я, когда дверь за мной уже почти закрылась.

Глава 9

В полицейский участок номер шесть я вошел, отчаянно пытаясь представить, как бы так исхитриться и почесать нос изнутри. «Треклятая погода, — размышлял я. — Треклятая простуда. Треклятый сумасшедший засранец…» Рожать более интересные и содержательные мысли не получалось в упор.

— Чем могу помочь?

Ага, дежурный. Кофе он кушает, скотина, да еще сериал какой-то смотрит. И так этот обрюзгший здоровяк уютно смотрелся на рабочем месте, что мне тотчас же захотелось придушить его к чертовой матери.

— Блэйд раннер, — сказал я и поморщился, услышав свой гнусавый голос. — Старший лейтенант Икари.

— А, замечательно, я уж боялся, что этого скорбного умом до утра держать придется. Сержант Игараси, к вашим услугам. Один момент, провожу вас…

«Ты смотри, — удивился я. — А ведь он и впрямь мне рад». Впору было засчитывать себе не напрасный выезд: хотя бы увидел человека, довольного общением с ликвидатором.

— Нет, ну вы вообразите только, — сказал здоровяк, ковыряясь в стенде с магнитными ключами. — Пришел, еще и шести не было, и давай сдаваться. Я ему говорю: отрок, Ева сама не придет не убой, что ж ты наговариваешь-то на себя?..

Я оттаивал, слушая этого уже немолодого копа, который так витиевато изъяснялся, что хотелось приосаниться и нащупать на поясе рукоять тати. Бывают же такие еще — самураи от легавых. Он там что-то рассказывал про упертого парня, а я нацелился на кофейный автомат. Тепла чая, заваренного Рей, хватило надолго, но вот ясности в мозгах бы еще, ну вот хоть на столечко…

— Можно я себе кофе сооружу? — не выдержал наконец я.

— Э… Отчего же нет? — улыбнулся коп. — Угощайтесь. Я припоминаю, тест не слишком быстрый?

— Ага.

— И погодка-то нынче недвусмысленная. Загляденье погода, я бы сказал, если бы не видел вашего состояния.

— Ага.

Я отвечал невежливо и коротко, булькал носом и, ковыряясь в настройках будущего напитка, слегка кис от понимания того, что это все синтетика и хрень. Только спасительная мысль об ударной дозе кофеина держала меня в тонусе.

— Игараси, ты… А, добрый вечер.

Обернувшись, я обнаружил еще одного полицейского, и, судя вот по его физиономии, воспринимал он меня вполне адекватно. Чем-то вылезший из недр участка коп был похож на своего самурайского напарника, только лицом удался слегка топорный. А еще я с ним уже явно пересекался — вспомнить бы еще, где и когда. Иначе неудобно получается: он-то сам, судя по гримасе, обстоятельства нашей встречи помнил неплохо.

Люблю я свою работу.

— Икари, старший лейтенант.

— Сержант Мориваки.

Точно, какие-то неприятные были обстоятельства, с человеческими жертвами — это как пить дать. Копы ведь за что нас не любят: нам дано право уничтожать Ев и плевать на сопутствующие детали. Подумаешь, фигня, из премии вычтут, но десять тысяч мы получим при любом расклад, даже если обрушим полмодуля в процессе. А вот у них, если хоть один человек на операции сляжет — все, пиши пропало. Пятьсот рапортов нарисуй, а потом начальство половину из них свернет в трубочку да тебе же в одно место и засунет.

С одной стороны, конечно, обидно и несправедливо. Но их клиенты не могут тычком пальца грудную клетку пробить и с ховеркаром наперегонки не бегают. Так что — пусть завидуют, дело вкуса. Я вот ни себе, ни ему не завидую и очень этим фактом доволен.

Шмыг. Шмыг-шмыг.

— Как он себя ведет? — спросил я, прихлебывая обжигающую жижу. — Есть что-то подозрительное?

Мориваки с готовностью скривил рот:

— Дайте подумать. Ну, помимо того, что он обозвал себя Евангелионом…

— Это все, конечно, очень весело, сержант, — сказал я, — но вы прекрасно понимаете, о чем речь.

Не хер мне тут. Ты смотри — выискался остряк в час ночи.