Человечность

Женька часто видел цветные сны, такие красивые, что от фантастической игры красок дух захватывало. То это солнце или несколько радужных солнц, вращающихся на чистейшем голубом небе, а то — луга, усыпанные цветами, — он отчетливо различал каждую былинку. В эту ночь он плыл на паруснике, полном людей в ярких одеждах. Над синим океаном играло солнце. Потом парусник окутала тьма. Стоя на палубе, Женька увидел прекрасный город: на темном фоне светлели разноцветные дворцы с колоннами, портиками, галереями, скульптурами. Женька сошел на берег и очутился в пестрой толпе. Отовсюду на него были устремлены злорадные взгляды, он видел грубые человеческие фигуры с обветренными красно-желто-синими лицами и красноватыми жилками в глазах. Эта публика хороводом двигалась вокруг него, а потом поднялась на палубу корабля.

Женька тоже направился туда, но одна фигура взмахнула рукой. Он увидел летящий нож и упал. Нож все-таки достал его, не причинив ему боли. Женька прикинулся убитым, а сам потихоньку подобрал нож и метнул назад…

Может быть, это причудливое видение еще бродило в его сознании? Он огляделся. Шуры не было — почему же не разбудили его? Он ведь тоже должен идти в школу!..

Он поспешно встал и распахнул дверь. Вот оно что… Мать плакала. Она сидела около плиты, приложив к лицу фартук.

— Мама, ты… знаешь?

— Как же это?..

— Кто тебе сказал? — испугался Женька, подумав, что матери стало известно, как он… упрашивал военкома.

— Костя приходил… Почему же тебя взяли? Ты моложе…

Нет, ребята сами не знали подробностей, а матери он обо всем не расскажет. Пусть думает, что его мобилизовали, так как он прошел медицинскую комиссию…

В действительности все оказалось проще, чем он предполагал вчера. Он проснулся, и ему уже ничего не надо было говорить матери. Теперь только бы продержаться до отъезда…

— Где… Костя?

Мать взяла кастрюлю, поставила на плиту, переставила на стол и снова взяла в руки.

— Мама…

Кастрюля упала на пол, мать с плачем прильнула к нему.

— Сынок!.. Как же это?…

— Не одного меня, Сашу тоже… Мы в особые войска, туда самых здоровых берут…

Но разве были такие слова, от которых стало бы легче и ей, и ему? Да и какое дело матери до того, в каких войсках будет служить ее сын — все это для нее призраки, а реальное — вот оно: ее сын ни с того ни с сего уходил туда, откуда не было возврата ни сегодня, ни завтра. И вообще, был ли?

— Не пущу. Слышишь, не пущу!..

Сломленная горем, внезапно и несправедливо обрушившимся на нее, мать опустилась на стул и сидела безвольно, а по лицу у нее катились слезы.

— Не надо, мама… Время какое… Не сейчас, так позже взяли бы…

— Тебе и семнадцати нет… Как же это?..

Нет, Женька не мог, не смел сказать как. Пусть мать узнает об этом позже, когда немного привыкнет без него. Продержаться бы до вечера и уйти, чтобы никто не догадался, как тяжело ему самому, как скверно у него на душе. А там будь что будет…

В дверь постучали. Мать вытерла слезы, а Женька, обрадовавшись наступившей в разговоре паузе, поспешил к двери. За ней стояли Костя и Паша. Войти они отказались, и он понял, что им нелегко было предстать перед матерью.

— Я сейчас. — Он торопливо оделся. — Мама, ребята пришли. Я скоро…

Метель прекратилась, но дул холодный ветер. У подъезда сосед пенсионер расчищал засыпанную снегом дорожку.

— Здравствуй, дядь Сергей, — поздоровался Женька. Старик был глуховат и не расслышал. Его небольшая, склоненная над лопатой фигура выражала сосредоточенность и старательность. Женька позавидовал ему: у него такое устойчивое положение в жизни. Вот вышел он на улицу, увидел, что намело сугроб, и принялся за работу. Все для него ясно и просто. И у Кости с Пашей ясно: окончат школу, выберут себе дело по душе…

— Женя, может, ты думаешь, что мы… сами? — неуверенно, незнакомо заговорил Паша.

— Да бросьте вы… Извините меня за вчерашнее, все так неожиданно.

Он почувствовал облегчение, оттого что сказал, и ребята, наверное, почувствовали.

— Мы с Костей в другой раз пойдем, еще не поздно, — уже увереннее заявил Паша. — Не последний же набор, люди там нужны…

Пашины слова подействовали на Женьку успокаивающе. Паша нередко удивлял Женьку трезвой логикой, когда речь шла о самых прозаических вещах. Он умел наглядно и просто представить себе их внутреннюю взаимосвязь. Женьке сейчас и в голову не приходило, что будут новые призывы в армию, и Паша с Костей тоже уйдут, как он с Сашей. Тогда все они опять уравняются в своем положении. Не сейчас, так позже, — все равно их судьба будет одинакова, и, следовательно, их дружбе ничто не грозит…

— Давайте прощаться, — предложил он. — Бывай, Костя.

У Кости дрогнули губы, но он ничего не сказал, а только переступил с ноги на ногу.

— Ты нас… не забывай, — осторожно, словно опасаясь чего-то, напомнил Паша, — теперь нескоро увидимся.

Нескоро — означало после войны. Они верили в нерасторжимость связей между ними, не имея ни малейшего представления о том, что их ждет, и не зная, что в Книге Судеб им уже отмерены неравные пути.

9 НА ПОРОГЕ МАТЕРИНСКОГО ДОМА