Читаем Человек 2.0. Перезагрузка. Реальные истории о невероятных возможностях науки и человеческого организма полностью

Существование таких людей, как Слепой Том Уиггинс, Ким Пик, Соломон Шерешевский и Джейк Хауслер, намекает на то, что в каждом из нас таятся неиспользуемые ментальные механизмы, которые так и ждут, чтобы мы до них добрались. Но лишь в последние годы такие ученые, как Талли, по-настоящему приступили к разгадыванию этих тайн — с помощью методов, точность которых, быть может, позволит нам действительно проникнуть в эти механизмы и найти способ реализации этого потенциала во всех нас. Лишь сейчас у нас появились инструменты для сканирования мозга и генетического анализа, а также другие диагностические средства, которые дают Талли и его коллегам реальный шанс расшифровать этот код.

Многие относят рождение современной науки о памяти к концу XIX в., когда некий немецкий философ тридцати с чем-то лет, обладатель густой темной бороды и необычной (иные сказали бы — мазохистской) целеустремленности, в одиночку отправился в Париж.

Философа звали Герман Эббингауз. Прибыв во французскую столицу, он снял комнатку, из которой открывался вид на городские крыши, и приступил к кропотливой и тщательной работе над проектом, который в конечном счете произвел революцию в науке, так что решимость молодого исследователя в самых лестных выражениях хвалили еще несколько поколений ученых (так, Уильям Джеймс назвал его деяния «героическими»).

Эббингауз решил на практике точно определить пределы своей памяти, чего бы это ему ни стоило. Для этого потребовалось пойти на крайние меры. Добиваясь того, чтобы ассоциации, сформировавшиеся ранее, уж никак не могли повлиять на результаты его эксперимента, Эббингауз создал 2300 новых комбинаций гласных и согласных — «бессмысленных слов» (так он их назвал). Он записал каждое такое сочетание букв на отдельном листке бумаги, а затем случайным образом выбирал эти листки, составляя списки бессмысленных слов: в каждом перечне их было от 7 до 36. А потом он уселся за главную работу: он намеревался запомнить каждый список.

Ученому хотелось понять и охарактеризовать возможности наиболее простого и фундаментального инструмента, с помощью которого мы запоминаем всякие вещи, — повторения. Во время каждого опыта он твердо придерживался определенной процедуры, чтобы, опять же, не оказать ненужного влияния на результаты: сначала в такт метроному, а затем в такт тиканью своих часов исследователь зачитывал каждое слово из своего списка так, чтобы скорость чтения составляла ровно 150 слов в минуту. Он повторял каждый список, пока не обнаруживал, что выучил его наизусть. Ученый измерял интервалы между этими уроками. Он устроил так, чтобы каждый день проводить уроки в одно и то же время. При этом он старательно фиксировал и точность формирующихся новых воспоминаний, и количество повторений, необходимое для того, чтобы эти воспоминания сформировались. Заодно он всякий раз выстраивал «кривую забвения» (как он ее называл), отмечая, как и когда эти воспоминания начинают угасать. Так Эббингауз стал одним из первых, кто вывел конкретные закономерности, детально характеризующие использование повторения для формирования новых воспоминаний.

В числе первых закономерностей, обнаруженных и продемонстрированных Эббингаузом, оказалась такая: время, необходимое для запоминания бессмысленных слов или слогов, резко возрастет по мере удлинения списка. Список из шести-семи пунктов часто удавалось выучить уже после одного предъявления, тогда как для более длинных перечней требовалось больше практики (отчасти это явление обусловлено ограниченной емкостью нашей «оперативной памяти»). Эббингауз показал также, что мы с большей вероятностью запоминаем находящееся в начале или в конце списка, нежели то, что находится в его середине (запоминание того, что стоит в начале списка, он назвал «эффектом первичного воздействия», а того, что стоит в конце, — «эффектом недавнего воздействия»). Исследователь показал также, что даже небольшая практика, которой совершенно недостаточно для запоминания слова, все-таки может облегчить запоминание этого слова в дальнейшем. Память кумулятивна [иными словами, ей свойственен накопительный эффект].

Перейти на страницу:

Все книги серии Universum

Растут ли волосы у покойника?
Растут ли волосы у покойника?

В науке часто возникают мифы, которые порой отличаются поразительной живучестью. Они передаются из поколения в поколение, появляясь на страницах книг, на интернетовских сайтах, звучат в научных докладах и в разговорах обычных людей.Именно таким мифам и посвятил свою книгу известный немецкий популяризатор науки Э. П. Фишер. Он рассказывает, почему весь мир полагает, что пенициллин открыл Александр Флеминг, а родители троечников утешают себя тем, что великий Эйнштейн в школе тоже не был отличником. Фишер говорит и о мифах, возникших в последние годы, например, о запрограммированности нашей жизни в генах или о том, что мы должны в день выпивать два литра воды. Вероятно, многие с Фишером где-то и не согласятся, но его книга наверняка заставит читателя улыбнуться, а потом задуматься о довольно серьезных вещах.2-е издание.

Эрнст Петер Фишер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Коннектом. Как мозг делает нас тем, что мы есть
Коннектом. Как мозг делает нас тем, что мы есть

Что такое человек? Какую роль в формировании личности играют гены, а какую – процессы, происходящие в нашем мозге? Сегодня ученые считают, что личность и интеллект определяются коннектомом, совокупностью связей между нейронами. Описание коннектома человека – невероятно сложная задача, ее решение станет не менее важным этапом в развитии науки, чем расшифровка генома, недаром в 2009 году Национальный институт здоровья США запустил специальный проект – «Коннектом человека», в котором сегодня участвуют уже ученые многих стран.В своей книге Себастьян Сеунг, известный американский ученый, профессор компьютерной нейробиологии Массачусетского технологического института, рассказывает о самых последних результатах, полученных на пути изучения коннектома человека, и о том, зачем нам это все нужно.

Себастьян Сеунг

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

Иная жизнь
Иная жизнь

Эта книга — откровения известного исследователя, академика, отдавшего себя разгадке самой большой тайны современности — НЛО, известной в простонародье как «летающие тарелки». Пройдя через годы поисков, заблуждений, озарений, пробившись через частокол унижений и карательных мер, переболев наивными представлениями о прилетах гипотетических инопланетян, автор приходит к неожиданному результату: человечество издавна существует, контролируется и эксплуатируется многоликой надгуманоидной формой жизни.В повествовании детективный сюжет (похищение людей, абсурдные встречи с пришельцами и т. п.) перемежается с репортерскими зарисовками, научно-популярными рассуждениями и даже стихами автора.

Владимир Ажажа , Владимир Георгиевич Ажажа

Альтернативные науки и научные теории / Прочая научная литература / Образование и наука
Парадоксы эволюции. Как наличие ресурсов и отсутствие внешних угроз приводит к самоуничтожению вида и что мы можем с этим сделать
Парадоксы эволюции. Как наличие ресурсов и отсутствие внешних угроз приводит к самоуничтожению вида и что мы можем с этим сделать

Митохондрии – это маленькие хранительницы клеточной индивидуальности. Именно они во многом определяют, как мы будем жить: ярко и быстро или скучно, но долго. Но митохондрии – лишь один из возможных ключевых элементов эволюции. Для успешного развития биологическим объектам необходимы заложенный в них механизм самоликвидации (чем-то схожий с японским ритуальным самоубийством – сеппуку), постоянный контакт с паразитами и наличие несовершенств. А это всё противоречит целям здоровья отдельного организма. В этом и заключается главный парадокс эволюции: чтобы выжить, нам нужны постоянные препятствия и… жертвы.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Алексей Аркадьевич Макарушин

Альтернативные науки и научные теории