Человек: 3. Автор

В отличие от вольеров с бегемотами, слонами и носорогами клетки с рыбами выглядели печально. Не сами клетки, а их обитатели. Пустые, выпученные глаза, беззубые, жадно дышащие, бессловесные рты. Рыб вынули из воды, но нормально дышать воздухом они так и не научились. В его зоопарке рыб было намного больше, чем других обитателей. Разных видов, сортов, названий, форм, размеров, расцветок, разной свежести. Но для него они были самыми безвредными, самыми серыми существами в зверинце, все – на одно лицо, точнее, на одно рыло. На одно тупое рыло.

Он пошарил в кармане. Однако мелочи больше не нашлось. Тогда он поскрёб на самом-пресамом дне и бросил рыбам две-три хлебные крошки. К сожалению, рыбы на крошки никак не прореагировали. Наскучившись смотреть на полудохлых рыб, он сперва хотел отправиться к клеткам с козлами, ослами, баранами или со свиньями, но потом передумал («а ну их к лешему, бунтовщиков!») и решил навестить своих любимцев – собак.

К дворнягам он не пошёл. Чувствовал к ним брезгливость. В любой момент подведут, если кто-то ещё из людей поманит костью. Сразу направился к породистым, с родословной; эти были, что надо.

«Овчарочки мои, терьерчики, ротвейлеры, бульдоги. Как я вас обожаю. Вы – моя опора. Не было бы вас, поразбежалось бы зверьё, поодичало. А с вами – порядок в зоопарке, гармония.»

Он просунул между прутьев решётки носок своего чёрного ботинка. Собаки кинулись тереться, радостно повизгивая. С умилением вспомнил, как они выручали его в трудные минуты, как рвали на части неугодных, как преданно служили. Обратил внимание, что коричневатый буль-терьер с золотым ошейником (так же, как другие, встав на четвереньки) принюхался и принялся лизать носок ботинка.

«Кто же это? Что-то не узнаю. Мать честная, да ведь это же Кужугет. Один из самых близких друзей. Как это я запамятовал? Старею, наверное.»

Он усмехнулся. Вот оно, счастье. Если забываешь морды силовиков, значит, в государстве тишь да гладь, да божья благодать.

И тут его, как молнией, прошила острая боль в ноге. Просто разорвала сознание от неожиданности. И к ужасу своему он увидел, что верный пёс Кужугет, вцепившись мёртвой хваткой в ботинок, стягивает его вместе с носком в клетку.

А из-под носка вместо окровавленной человеческой ноги вылезает окровавленное копыто…»

11

По-лисьи прищурившись, Изольда Божова задала очередной свой вопрос:

– А как вы относитесь к Тунгусской аномалии? Что вы по этому поводу думаете? Что это может быть?

Натан Ругацкий, опустив совершенно невинные глаза, несколько секунд помолчал, а затем изрёк нижеследующее:

– Кажется, у Курта Воннегута есть рассказ – не помню, как называется —, в котором говорится о том, что однажды американские астрономы обнаруживают в Море Нектара на Луне странный кратер. Кратер этот по неизвестной причине вдруг начинает расти, увеличиваться в масштабах и всё такое прочее. А на Земле в то же самое время, но не в Америке, а у нас, на Кавказе, также вдруг ни с того, ни с сего проявляет сейсмическую активность давно остывший вулкан. Возникает невиданных доселе размеров гора, а из жерла, того и гляди, выльется лава.

Известный писатель-фантаст сделал паузу и продолжил:

– Ну вот. А, присмотревшись получше, американские астрономы приходят к неожиданному для себя выводу, что странный лунный кратер своей новообразованной формой слишком уж смахивает на, извините, вульву. А русские сейсмологи, отправившиеся на исследования кавказского вулкана, видят, что его очертания – ну вылитый, ещё раз простите, пенис в состоянии эрекции. И, позвольте заметить, эрекция эта только усиливается.

У журналистки глаза полезли на лоб, а рот приоткрылся.

– А так как Луна всегда обращена одной стороной к Земле, – невозмутимо излагал Ругацкий, – то на линии кратер-вулкан, то бишь, вульва-пенис, в какой-то момент возникло взаимное притяжение. Да настолько сильное, что однажды, нарушая все законы движения космических тел, Луна и Земля стали сближаться друг с дружкой. А тем временем бедное человечество в страхе застыло и ждёт, когда нектарная вульва наконец притянет к себе наш кавказский пенис, полный огнедышащей лавы.

– И к чему вы всё это рассказываете? – придя в себя от удивления, настороженно спросила Изольда.

– А к тому, милая барышня, что подобная вульва постоянно грозит жителям нашей планеты, будь то астероид, всемирная эпидемия или метеокатастрофа, и, не исключено, что то, что теперь происходит в районе падения Тунгусского метеорита, то бишь, в районе падения германского самолёта, эта самая вульва и есть. К сожалению, очень мало сведений поступает оттуда, чтобы сделать более определённые выводы.

– Насколько я помню, у Курта Воннегута нет такого рассказа. По-моему, эту историю вы только что выдумали от начала до конца. Признайтесь, я вас раскусила, – Божова смотрела на Ругацкого, не мигая, ожидая, что тот в ответ хотя бы улыбнётся.

Но престарелый писатель-фантаст даже бровью не повёл. Он холодно посмотрел на молодую журналистку и гордо заявил: