Меня эти козлы вперёд пустили, я у них чем-то вроде миноискателя был. Как им казалось. Боров, главный в группе, за мной следом двинул. Мамонт – за ним, баллон с гелием на тележке катил, четвёртым Шварц топал, а Таран замыкал цепочку и всю дорогу до «поляны» чуть ли не задом наперёд протащился, назад постоянно оглядывался, поворачивался, всё боялся, чтобы на них с тыла никто не напал. Спецы грёбаные!
Мы когда под «сеткой» оказались, я главного спросил, что это за длинные деревянные ящики солдаты на жэ-дэ-станции разгружали. А он мне так по-хамски и отвечает, что, мол, не твоё это собачье дело, Лефтенант (он меня Лефтенантом называл). Ты давай смотри лучше в оба, не отвлекайся, веди нас туда, куда тебе приказали. И вопросов лишних не задавай. Ящики и ящики. Оно тебе надо? Разгрузили, значит, так положено.
Ну ладно, говорю. Не моё дело, так не моё. А сам думаю, хрен вы мной покомандуете. За дурака меня держать не получится. Это вы в дураках все останетесь, вокруг пальца обведу, как миленьких. Я пока не знаю, как, но зона меня выручит. Подскажет. Ничего, разберёмся. Вы даже не представляете, с кем связались. Я в ваши игры играть не намерен. Всё, отыгрался уже. Мне бы только на «поляну» точнёхонько выйти, не сбиться бы с курса.
Градус я по компасу засёк, когда ещё на жэ-дэ-станции тусовались, а в зоне направление по совпадающему с градусом «стволу» придерживался. Правда, обстановка под «сеткой» несколько изменилась. «Усы» из нормальных деревьев все соки-то повысасывали, а труха рассыпалась, и «сетка» местами настолько сильно провисла, что почти до самой земли доставала – не пройдёшь. Так что стороной пришлось обходить провисшие места.
А ещё стороной пришлось обходить странные зелёные образования, что из земли торчали – то ли молодые побеги «сетки», что из спор повырастали, то ли что-то совсем новенькое. Раньше я их не видел. Образования были похожи на… как бы это получше описать?… на выжатое вручную бельё. Нечто мокрое, перекрученное, но вертикально стоящее.
Четверо спецов тоже поняли, что эти «растения» никакого отношения к нашей традиционной флоре, а уж тем более к фауне, не имеют, но ума у них всё-таки хватило не открывать по ним огонь из своих суперсовременных скорострелок. Вели они себя в зоне пока что правильно. А вот когда чудеса всякие у нас на пути появляться начали, то и у толстошкурых спецназовцев нервишки пошаливать стали.
Кроны обычных деревьев иногда вдруг складывались в фигуры, очень напоминающие человеческие. То вроде как мужчина предстанет перед нами с головой непропорционально маленькой, то что-то типа женщины со ртом непропорционально большим. Боров, Мамонт, Шварц и Таран, до этого почти всё время молчавшие, тут языки и поразвязали. Словно понос на них словесный напал. Пришлось мне вмешаться, крикнуть им, чтобы заткнулись, пришлось припугнуть. Сказал, что зона болтливых не любит, ослепить может.
– Так мы же по внутренней связи разговариваем, – настороженно произнёс Мамонт.
– Всё равно.
Поверили. Притихли.
Но ненадолго. Мы как раз берегом озера проходили. Озеро, не озеро, что-то навроде ставка, слегка заболоченного. Вот Боров мне и говорит:
– Эй, Лефтенант. Что это там такое?
Я обернулся, а он на воду указывает. Гляжу в том направлении, куда он указал, и глазам своим не верю – мама моя покойная по воде идёт. Молодая, светловолосая, в простеньком летнем платьице, улыбается. У меня аж сердце защемило:
– Мама!
– Какая же это мама, – говорит Боров. – Это же батя мой, в Афгане в восемьдесят восьмом пропавший, – а сам чуть не плачет. – Батя, я здесь!
Как будто тот его через скафандр услышать может.
– Да вы, ребята, мозгами тронулись, траванулись, наверное, – подал голос Шварц. – Это же моджахед, который в Чечне моих пацанов положил. Это же Хассан. Его борода. За мной пришёл, гад? А член тебе в рыло! На вот, свинца покушай, сука черножопая!
И давай по воде из автомата строчить с криками: «А-а-а-а-а!» и «Падла!». А как разрядил он весь магазин, произошло удивительное. Полотнище белое Шварца накрыло. Под «тканью» он оказался. И словно бы из-под «ткани» воздух выкачали – чёткие контуры Шварца на две-три секунды обозначились. А потом сжалась «ткань», схлопнулась, перекрутилась и на место вернулась – стоит себе в сторонке «вручную выжатое бельё». И ни Шварца нет, и ни его останков – только столбик зелёненький виднеется.
2
Утром 4 мая 1882 года на борт бразильского сторожевого судна «Арагуари», как обычно, подняли бадью с морской водой, чтобы измерить её температуру. В бадье была обнаружена плавающая запечатанная бутылка.
Капитан Коста, посмотрев бутылку на свет, отдал приказ разбить ёмкость. Из бутылки был извлечён лист бумаги, вырванный из библии. Капитан Коста знал английский язык и сумел прочесть письмо, написанное неровным, не совсем разборчивым почерком поперёк печатного текста: