Человек бегущий

Помню, как впервые услышал о любви к открытому небу. Это было на Рижском взморье, в Доме композиторов в Юрмале, куда я поехал зимой 1990-го из темной, тревожной Москвы. В тот год я возобновил свои занятия на фортепиано, заброшенные после музыкальной школы в детстве, под влиянием открытого мною недавно Гленна Гульда. Я нашел педагога из Гнесинского училища (в музыкальном мире правильно говорить именно так: «педагог» и произносить «Гнэсинское») и начал выстукивать деревянными пальцами сонаты Скарлатти и двух- и трехголосные инвенции Баха. В номерах пансионата в Меллужи стояли добротные пианино Riga, и я взял с собой ноты, баховские Английские сюиты. В тот день после обеда я сел разучивать простенький гавот из Сюиты соль-минор, получалось плохо, руки не слушались; а в это время живущий этажом выше лопоухий рыжеволосый мальчишка, которого я иногда видел за завтраком, начал легко и вдохновенно меня передразнивать – ускорял и замедлял тему, играл ее в другой тональности, так что заниматься было решительно невозможно. Отчаявшись, я вышел на улицу в ранние сумерки. Побережье замерзло, за дюнами на пляже начиналась полоса спрессованного снега, по которому можно было идти километры, хоть к Булдури, хоть к Вайвари, мимо заколоченных купален и киосков, вышек спасателей, застывших нелепыми марсианскими треножниками, вдоль спокойных, мирных волн, бившихся о пористую кромку льда. В районе Дубулты я заметил ее: девушку в мохнатом пальто, в вязаной шапке и в туристских ботинках. Она стояла у воды, обхватив себя руками, и смотрела вдаль.

– Кого ждете? – спросил я ее.

– Жду, когда откроется небо, – просто ответила она.

Я встал рядом с ней, глядя на хмурый небосвод, подсвеченный далеким заревом Риги. Через несколько минут в облаках появился просвет, выглянули бледный месяц и колючие звезды. Девушка подняла руки ладонями вверх, я сделал то же – не ощущая какого-то особого притока энергии, но любуясь ее поднятым к лунному свету лицом. Ее звали Лайма, как и должно было быть в этом сюжете. Мы долго бродили в сосновом лесу между узловатых стволов в поисках тех деревьев, с которыми можно разговаривать, потом сидели в единственном открытом в это время кафе возле станции Дзинтари и пили темное колхозное пиво с сиротливыми бутербродами со шпротами, единственной позицией в меню – продуктовый дефицит в ту зиму добрался и до Латвии. Из тумана бесшумно подошла электричка, мы взобрались по крутым ступеням в полупустой вагон, и на деревянной скамейке она обняла меня, сунула замерзшие ладони мне под куртку.

Лайма жила недалеко от вокзала, в потрепанном Московском форштадте, «Маскачке», в каменном доме с осыпающейся штукатуркой, с лестницей без лифта, на которой пахло старостью и сыростью, в комнате в общей квартире. Она зажгла тусклую люстру, где лампочки были только в двух рожках, принесла с кухни чайник и початую бутылку рижского бальзама. Мы проговорили до поздней ночи и уснули в обнимку на продавленном диване, по спинке которого бродил удивленный кот. Я ушел с первым светом, оставив ее, спящую, добрел в промозглом тумане до вокзала, сел в электричку до Тукумса, успел на завтрак в пансионате, съев остывшую творожную запеканку с кофе, и сел за инструмент. В это утро Английская сюита далась мне легко, и никто не мешал – рыжий балбес, наверное, ушел с родителями гулять на море, и я пожалел, что он меня не слышит.

По той же причине, ради общения с природой, я принципиально не беру с собой на тренировку телефон и наушники и не понимаю тех, кто их носит во время пробежки. В дневной суете мегаполиса, в непрерывном потоке информации мы выбираем полчаса, час, чтобы быть наедине с собой и окружающей средой, даже если это городская улица или пустырь; так зачем же в этот час продолжать заливать себе в уши информацию, хотя бы и музыку, аудиокнигу или подкаст? Не лучше ли послушать ритм собственных шагов, шорох подошв по асфальту, хруст гравия, скрип снега или треск первого льда на лужах, шелест листьев и щебетание птиц, или, наоборот, гулкую, объемную пустоту осеннего леса – да пускай даже шум города, отдаленные гудки машин? И с точки зрения безопасности важно услышать приближающийся автомобиль или звонок велосипеда: бегун – существо уязвимое, и сколько их было сбито на шоссе и дорожках парков!