В одной из последних – крошечной комнатке, обычно используемой для экспериментов на сетчатке глаз, – Бэйкер трудился над лицом Фойла. Под ослепительно яркими лампами он склонился с маленьким стальным молотком,
выискивая каждую пору с краской и вбивая туда иглу.
Голову Фойла зажимали тиски, но тело было не привязано.
И хотя его мускулы дергались, он ни разу не шевельнулся, вцепившись руками в край операционного стола.
– Самообладание, – выдавил Фойл сквозь зубы. – Ты хотела, чтобы я научился самообладанию, Джиз. Я учусь. –
Он скривился.
– Не двигайся, – приказал Бэйкер.
– Мне смешно.
– Все хорошо, сынок, – произнес Сэм Куатт, отвернувшись. Он искоса взглянул на яростное лицо Джизбеллы.
– Что скажешь, Джиз?
– Он учится.
Бэйкер методично продолжал манипулировать иглой и молоточком.
– Послушай, Сэм, – еле слышно пробормотал Фойл. –
Джиз сказала мне, что у тебя есть свой корабль.
– Да. Из тех, что зовут «Уикенд На Сатурне».
– То есть?
– Уикенд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль обеспечивает жизнь четырех человек девяносто дней.
– Как раз для меня, – невнятно прошептал Фойл. Он скорчился от боли, однако тут же взял себя в руки. – Сэм, я хочу воспользоваться твоим кораблем.
– Зачем?
– Есть дело.
– Законное?
– Нет.
– Тогда это не для меня, сынок. Я завязал.
– Плачу 50 тысяч. Хочешь заработать 50 тысяч? Считай их целыми днями.
Безжалостно впивалась игла. Фойл корчился.
– У меня есть 50 тысяч. В венском банке лежит в десять раз больше. – Куатт вытащил из кармана колечко с мерцающими радиоактивными ключами. – Вот ключ от сейфа.
Вот ключ от моего дома в Йобурге – двадцать комнат, двадцать акров земли. А вот ключ от корабля. Можешь не искушать меня, сынок. Я джантирую в Йобург и остаток дней своих буду жить тихо и мирно.
– Позволь мне взять корабль. Сиди в Йобурге и греби деньги.
– Когда будут деньги? И откуда?
– Когда вернусь. В астероидах… корабль «Номад».
– Что там ценного?
– Не знаю.
– Лжешь.
– Не знаю, – упрямо пробормотал Фойл. – Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.
– Послушай, – зло произнес Куатт. – Если хочешь договориться, давай начистоту. Ты осторожничаешь, как проклятый татуированный тигр, готовящийся к прыжку.
Мы твои единственные друзья…
С губ Фойла сорвался крик.
– Не шевелись, – бесстрастно сказал Бэйкер. – Когда у тебя дергается лицо, я не туда попадаю иглой.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на Джизбеллу.
Ее губы дрожали. Внезапно она открыла сумочку и достала две банкноты по 500 кредиток.
– Мы подождем снаружи.
В приемной она потеряла сознание. Куатт подтащил ее к креслу и разыскал сестру, которая привела ее в чувство нашатырем. Она так зарыдала, что Куатт испугался. Он отпустил сестру и ждал, не решаясь подойти, пока рыдания не стихли.
– Черт побери, что происходит?! – потребовал он. – Что значат эти деньги?
– Это кровавые деньги.
– За что?
– Не хочу говорить об этом.
– С тобой все в порядке?
– Нет.
– Могу я тебе помочь?
– Нет.
Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом:
– Ты согласен на предложение Гулли?
– На «Номаде» должно быть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.
– Я все равно пас. А ты?
– Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли
Фойлом.
Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил:
– Значит, я возвращаюсь домой?
– Тебе не сладко пришлось, да, Сэм?
– Я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну, нянчась с этим тигром.
– Прости, Сэм.
– Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе,
– Это было естественно.
– Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.
– Я знаю, Сэм. Знаю.
– А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться… Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу теперь вернуться домой?
– Назад в Йобург, к спокойной жизни?
– Да.
– Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.
– Почему?
– Жестокость к глупым животным.
– Что это значит?
– Не обращай внимания. Побудь со мной немного.
Расскажи мне о счастливой жизни. Что в ней счастливого?
– Что ж, – задумчиво произнес Куатт. – Это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…
И Куатт стал рассказывать о символах, целях и разочарованиях своего детства, пока из операционной не вышел Бэйкер.
– Ну, как? – нетерпеливо спросила Джизбелла.
– Все. С наркозом я мог работать быстрее. Сейчас его бинтуют.
– Он ослаб?
– Разумеется.
– Когда снимут бинты?
– Через пять-шесть дней.
– Лицо будет чистым?
– Я полагал, тебя не интересует его лицо, дорогая…
Оно должно быть чистым. Не думаю, что я пропустил хоть пятнышко. Можешь восхищаться моим мастерством, Джизбелла… и моей проницательностью. Я собираюсь поддержать затею Фойла.
– Что?! – Куатт рассмеялся. – Ты хочешь рискнуть, Бэйкер? Я считал тебя умнее.
– Не сомневайся. Под наркозом он заговорил… На борту «Номада» – двадцать миллионов в платиновых слитках.
– Двадцать миллионов! – Лицо Куатта побагровело. Он повернулся к Джизбелле, но та тоже была в ярости.