Человек без планеты

Очень скованно, чувствуя, как лицо заливает краска, Линтон сделал маленький неуклюжий поклон — жест почтения, не вполне достаточный для королевской особы планетарного масштаба. Он сознавал это, но поступил так импульсивно, а не намеренно.

Потом он оторвал от нее взгляд и смущенно огляделся, увидев трехступенчатый помост, на котором она восседала на своем мраморном троне, и роскошный пурпурно-алый ковер, брошенный на ступени. Линтон ощутил висящий в воздухе дивный и почему-то странно знакомый аромат… ах, да… запах свечного дерева, который он уловил в салоне ее космической яхты.

Этот запах очень подходил Каани: сухой, мускусный, терпкий, смолистый, и все же опьяняюще сладкий. Запах диких овеваемых ветрами высокогорий, открытых небу и солнцу.

Затем Линтон снова посмотрел на девушку и перехватил ее взгляд, задумчиво изучающий его, увидел, как на ее лице медленно проступает теплая дружеская улыбка.

— Так вы — Рауль Линтон, о котором я столько слышала, — объявила она звонким теплым голосом. — Приветствую вас на Офмаре, к которому ни один из нас не принадлежит. Я — Каани Валадона.

— Знаю, — сухо, даже грубо, пробормотал Рауль. Он ощутил, как внутри него колыхнулось безграничное и смущенное негодование: негодование на ее удивительную молодость, на ее ошеломляющую красоту и, возможно, перекрывающее все остальное, на ее естественность, самообладание и уверенность в себе, столь контрастировавшие с его собственными недостатками — это он осознал сейчас особенно остро. — Я слышал о вас, — внезапно продолжил он.

Это прозвучало глупо. Каани засмеялась.

— Рада! Вскоре все Созвездие услышит обо мне, если будет на то воля Богов! — Ее смех оказался точно таким же, как и улыбка — непринужденным, абсолютно естественным, идущим из глубины души.

Рауль очень удивился тому, что она так хорошо говорит на имперском неоанглике — лишь слегка запинаясь на многосложных словах. Какой восхитительной музыкой звучало в ее устах его обычное, ничем не примечательное имя! Кроме того, она произносила некоторые гласные с легким акцентом. Рауль чувствовал себя постоянно настороже, будто весь превратился в глаза, уши и нервные окончания. Они оба держались настороженно, их нервы натянулись, точно тетивы луков, готовые уловить малейшие намеки, тончайшие нюансы и мельчайшие подтексты. Линтон попытался заставить себя расслабиться, стоять более непринужденно — в комнате не оказалось другого кресла, за исключением того, в котором сидела Каани. И еще он старался говорить без стеснения. Хотя он знал, что эту битву он проиграл; ругал себя последними словами за застенчивость и чувствовал себя, как зеленый юнец на первом свидании! Но ничего не мог с этим поделать!

Через миг он решил, что Каани, должно быть, читает его мысли, ибо ее огромные глаза сверкнули озорным огнем и она мягко спросила:

— Кажется, вам не очень удобно стоять? Может быть, мои служанки принесут вам кресло?

— Нет. Я предпочитаю стоять, — пробормотал он.

В следующее мгновение королева совершенно изменилась, поймав его врасплох неожиданным прямым вопросом на церемониальном рильканском:

— С почтением, казар, что ты стал бы делать, если бы тебя внезапно лишили всего, что принадлежало тебе по праву рождения, закону наследования и завету Каана? Если бы без уведомления или предупреждения и даже без любезности, которая может быть заключена в простом «пожалуйста», тебя лишили твоего места, твоего положения, твоего дома, твоих слуг и всех твоих владений?

Мгновенно, без малейших колебаний и размышлений, Линтон ответил прямо и искренне:

— Я стал бы бороться, чтобы вернуть себе это все.

— Ага! Ты стал бы бороться, даже если бы для этого пришлось нарушить закон?

— Да, по чести.

Она наклонилась, внимательно глядя ему в глаза.

— Значит… по чести… ты мог бы убить, чтобы вернуть то, что было твоим и было отнято у тебя другими? Скольких бы ты мог убить? Десяток? Сотню? Больше? Насколько больше ты мог бы убить?

— Не знаю, — ошеломленно ответил он. — Если бы не было другого способа, чтобы заставить похитителя отдать мою собственность, я смог бы убить… Да. Скольких… Не могу сказать. Но я стал бы бороться всеми способами, которые смог бы придумать.

— Даже если бы тебя назвали «изгоем» и «преступником»?

— Ну… Да… Думаю, да. Я считаю, что человек имеет право бороться за свою собственность, точно так же, как он стал бы защищать свою женщину или свои владения от нападения, — сказав это, Линтон рассмеялся, но в его смехе не было ни горечи, ни настоящего веселья. — Некоторые очень легко раздают другим такие ярлыки!

Каани кивнула, и алмазный ашкар тихонько зазвенел, как крошечные хрустальные шарики.

— Я знаю, что правительство назвало так тебя, Лин-тон. Такие ярлыки навесили также и на меня, ибо я хочу вернуть то, что принадлежит мне, поскольку престол Валадона мой по рождению, закону и браку и его отобрали у меня силой и ложью, вероломной и беззаконной.

— Я слышал об этом, Каани.

— Значит, ты поймешь мое положение и встанешь на мою сторону? — спросила она.

— Не… уверен, — уклончиво протянул он.