Человек без планеты

Рауль отметил, что телохранители Артона, которых оказалось на удивление много, все как один были здоровенными амбалами с узкими глазами и искривленными в ухмылке губами, вооруженными до зубов, как будто собирались завоевать целый гарнизон. Глядя на то, как они украдкой бросают быстрые взгляды на посадочную площадку, замечая численность и расположение охранников и укреплений, и их заносчивое высокомерное поведение, Линтон подумал, что они скорее напоминают наемных убийц и головорезов, чем военных офицеров.

Рауль незаметно оставался в своем убежище в течение всей приветственной церемонии и покинул его, когда толпа двинулась по коридору, ведущему к залам совета, чтобы начать очень важные переговоры, от которых так много зависело. Он чувствовал себя неприкаянным, и это было очень странно, непривычно и неуютно. Не зная, чем себя занять, он вышел из пещеры к небольшому выступу, нависающему над отвесно уходящим вниз ущельем, и присел, чтобы покурить и поразмыслить.

Пейзаж вокруг походил на иллюстрацию из «Ада» Данте. Над его головой неистовое великолепие фантастической туманности простирало через все небо изумительные сияющие кольца и протуберанцы, точно разметавшееся во все стороны облако пламени от какого-то космического взрыва, навеки зафиксированное камерой в бесконечный миг яростного расширения. Все вокруг него, по обеим сторонам и в невероятной глубине ущелья под его ногами, было выжженной и разрушенной пустыней искореженных и расколотых скал, похожих на разметанные взрывом обломки.

Разумеется, на Офмаре имелась атмосфера, но воды оказалось немного, и вся она была заключена глубоко в планетном ядре, откуда ее можно было извлечь лишь при помощи глубинных скважин.

Никакая эрозия, кроме пронзительно завывающих ветров, не выглаживала этих зазубренных клыков и вздымающихся вверх пиков коричневатых и темно-алых голых скал и гор. Офмар навеки остался таким же, каким был в пору своего создания, многие геологические эпохи назад, когда фонтаны лавы и выдранные куски скал, взлетев вверх в оглушительном взрыве рождения, затвердели и остыли, образовав самые невероятные фигуры.

В далеких небесах, еле различимая на фоне сияющей дымки, похожей на гигантскую медузу туманности, слабо поблескивала крошечная тускло-красная искорка звезды, из чьих недр вырвал ее космический катаклизм.

Этот пейзаж очень подходил к его настроению.

Линтон долго размышлял и курил, пламенея копной взъерошенных завывающими ветрами волос, завернувшись в замшевый плащ, чтобы защититься от пронизывающего холода разреженного воздуха Офмара.

Его обуревало множество мыслей, и все они были мрачными.

В конце концов он поднялся, все еще находясь в плену нерешительности. Пустой желудок требовал пищи, а тело — тепла, и он спустился со своей одинокой прометеевой скалы, вернулся в просторную пещеру, где каждый шаг отдавался гулким эхом, и направился в помещение, которое делил с Гундормом Варлом.

Оказалось, что его ожидает посетитель.

— Какой-то человек хочет поговорить с вами. Он сказал, что подождет, и я позволил ему посидеть здесь, — сказал Гундер. Рауль коротко кивнул, бросив на незваного гостя любопытный взгляд.

Это был воин-рильканец с планеты Аргастра, судя по его характерной экипировке. Высокий, худощавый, смуглый, с орлиным лицом — один из множества безземельных, падких на поживу бродяг, привлеченных под знамена Каани обещаниями богатств, которые сами упадут в руки безжалостных захватчиков. Его замшевый плащ был изрядно запачкан, изорван и не слишком умело заштопан. Его одежда выглядела поношенной, ее хозяин явно не задумывался над тем, подходят ли его вещи друг к другу. Сам же он был ничем не примечательным, высокомерным и в то же время подобострастным — в общем, совершенно не располагающим к себе.

Рауль, однако, вежливо его поприветствовал, хотя говорил рассеянно, погрузившись в свои тягостные мысли о необходимости принять какое-то решение.

— Добро пожаловать к моему очагу… Разделишь со мной вино и пищу? — спросил он отсутствующим голосом.

— По чести, казар, нет. Я сыт.

Рильканец говорил на особенно простонародном и нелитературном провинциальном диалекте речи, слегка запинаясь, что, возможно, было вызвано заиканием. Линтон заметил, что его лицо пересекал старый зарубцевавшийся шрам, тянувшийся от внешнего кончика глаза вниз, к углу рта, заставляя его приподниматься. Он был отвратительно грязным. От него невыносимо воняло.

Рауль пригласил его сесть поудобнее в ярких подушках и сам уселся по-рилькански, поджав колени.

— Благодарю казара, с почтением.

— Замечательно. Может быть, ты закуришь? — спросил он, протягивая незнакомцу пачку, последнюю, как оказалось.

Незваный гость принял предложенную ему сигарилью. Судя по ширине его щербатой улыбки и легкой дрожи, пробежавшей по длинным грязным пальцам, его положение было настолько бедственным, что он, возможно, уже несколько месяцев не пробовал табака.