Человек без планеты

— Если ты будешь слушать не тех людей, то услышишь, что мой брак был настоящим браком по любви, но это не так. Нас поженили еще до того, как мы встретились. Я была дочерью принца Шикондханна, клана Белого дракона. Я не была влюблена в Чендалара, но мне нравились его идеи. Он был хорошим человеком, с добрым сердцем, и мы прекрасно работали на благо наших людей. Мы строили вместе, планировали вместе, мечтали вместе. Нашим общим желанием было видеть Валадон современным государством — эта цель объединяла нас, и мы никогда не отступали от нее. Мосты, дороги, школы, больницы. Какие у нас были смелые и благородные мечты! Валадон — прекрасный и гостеприимный мир — мир зеленых холмов, плодородных полей и густых лесов. Горы богаты никелем и цинком, киноварью и медью. Наши люди здоровы и многочисленны, жизнь легка. Стань они грамотными, будь у нас промышленные технологии и хороший торговый флот, мы могли бы стать одним из самых важных миров Созвездия. Наш город, Ашмир, был большим, к тому же расположенным в удобном месте. Будучи центром индустриальной и торговой цивилизации, он начал бы быстро расти, стал богатым и могущественным, основал колонии и превратился бы в центр чего-то великого, чего-то большего, чем просто Валадон. Чего-то, например, похожего на Меридиан, — задумчиво пробормотала она, назвав главную планету Галактической Империи с таким выражением, с каким кто-либо из более древних времен мог бы сказать «Рим».

Рауль внимательно слушал ее слова. Каани говорила с ним, не используя свой пол в качестве оружия или средства убеждения, и он восхищался ею. Он ожидал, что королева начнет рисоваться перед ним, выставляя напоказ свое тело и красоту, пытаясь заполучить его помощь и преданность. Ничего этого она не делала. Возможно, она считала его умным человеком, достаточно зрелым для того, чтобы распознать подобную приманку.

И, слыша ту теплоту и искренность, тот отзвук убежденности, заразительного энтузиазма и преданности своему народу, которые яростной музыкой звучали в ее словах, Линтон ощутил, как его с головой накрывает волна неожиданного возбуждения. Ибо в душе он был романтиком, пусть сам того и не осознавая и считая себя проницательным человеком, лишенным каких-либо иллюзий, почти поэтом, хотя первым поднял бы на смех того, кто назвал бы его так. Теперь же что-то в его душе пробудилось и отозвалось на пылкие слова Каани и нелепую идею о том, что прозорливые мужчины и женщины, поглощенные чем-то большим, нежели они сами, могут построить нечто прекрасное, прочное и достойное уважения.

У Линтона кружилась голова, до того подействовала на него аура личного магнетизма Каани, такого же, что окружал личности Александра Македонского и Цезаря, Наполеона и Ганди, Фуллера и Саула Эвереста или даже самого Ориона Извечного, основавшего великую империю согласно мечте, ничуть не менее призрачной и романтичной, чем мечта Каани.

Волна энтузиазма, хлынувшего в душу Линтона, распахнула двери, которые очень долго стояли запертыми, унесла прочь старые привычки и выкинула его на незнакомые берега, где расшатываются убеждения и где сверкающие золотые мечты, всегда казавшиеся невозможными, воспаряют над гранью Реальности.

— И что же случилось потом?

Она улыбнулась напряженной иронической улыбкой.

— То, что в конце концов случается со всеми мечтами, полагаю. Ваше правительство, видите ли, хочет, чтобы Валадон оставался невежественными, больным, грязным, безграмотным и суеверным. Они подняли наши налоги, слишком сильно. Экспертам, профессорам, учителям, врачам, инженерам вокарту, которых мы наняли в далеких мирах, начали чинить препятствия, чтобы помешать им приехать к нам и исполнять свои новые обязанности в нашем мире. Их визы были аннулированы, их заставляли идти на службу в армию во время вашей войны; их внезапно переманивали в другие места с более высокими заработками.

— И?

— Он умер, — сказала она с потускневшим взглядом. — Он был очень молод. Шагин — лихорадка. Но я знаю, что он умер от более редкого и мучительного недуга, называемого гибелью мечты. Или от разбитого сердца, если тебе так больше по душе. А потом меня сместили и посадили на престол одурманенного наркотиками идиота. Я не стала бы на самом деле возражать против этого, если бы последователь Каана решил вести ту же борьбу, продолжить работу, которую он начал. Но Хастрил просто… просто ничтожество. Все, что ему нужно от жизни, это время от времени запороть до смерти раба или купить на одну или две женщины больше и, разумеется, всегда иметь под рукой достаточно виатола, чтобы утопить свой разум в вязком море ослепительного экстаза… Как глупо, как жалко и как стыдно!

На последнем слове ее голос сорвался, перейдя во всхлип, и Линтон отвел взор.

— И что ты теперь собираешься делать? — спросил он.