Человек безумный. На грани сознания

Особенно значительны на этом пути были достижения ученых французской школы психологии, которых Б. Поршнев называет в числе своих предшественников. «Такой психолог-материалист, марксист И. Мейерсон (следуя в этом за одним из основателей марксистской психологии А. Валлоном), относит себя снова к решительным сторонникам «перерыва». И я открыто присоединился к нему на семинаре в Париже в 1967 г.» (Поршнев, 1974. С. 52).

«Свойств человека не выведешь из свойств животного путем возведения в степень», – писал Поршнев, считая тщетными «усилия закидать пропасть между человеком и животными до краев: человеческую сторону – сравнениями с животными, но в гораздо большей степени животную сторону – антропоморфизмами» (там же. С. 44, 51).

Степуляционный эволюционизм не способен ничего объяснить, дать внятную ретроспективу, начиная от пускового механизма антропоэволюции и кончая возникновением сознания, считал Поршнев. «Раз так, уместно задуматься: разве чудо перестанет быть чудом от того, что предстанет как несчетное множество чудес, пусть «совсем маленьких»?.. Слепцы, вы думаете, что своими измерениями переходных ступеней вы посрамили чудо, а вы теперь поклонились ему несчетное число раз вместо того, чтобы поклониться один раз… Чудо в необъяснимости, в беспричинности, а не в мгновенности. Категория постепенности никак не заменяет категорию причинности», – справедливо упрекал Б. Поршнев (там же. С. 52).

Б. Поршнев подробно анализирует «пропасть Декарта» в книге о происхождении человека, но на самом деле он рассуждает о другом. «Пропасть Декарта» – между бытием и сознанием – применительно к теории антропогенеза выглядит как пропасть между морфогенезом и сапиентацией. У Поршнева речь идет о пропасти между рефлексологией и психологией сознания в рамках сапиентации, т. е. он пишет о постдекартовой пропасти, которую здесь предлагается именовать «бехтеревской» по праву научного приоритета. В. М. Бехтерев писал о ней задолго до начала преодоления рефлексологических иллюзий его коллегами, как отечественными, так и западными, которые – осмелюсь утверждать – не преодолели их до сих пор.

Б. Поршнев ссылается на то, что «обнаружили в онтогенезе человека последовательные материалисты-психологи во Франции А. Валлон и другие: на пути развития от чисто животных действий к человеческой мысли вторжение этой последней вместе с речью не только не дает ребенку сразу ничего полезного, но является сначала фактором, лишь разрушающим прежнюю систему приспособлений к среде, в этом смысле вредным» (там же. С. 78).

После Уоллеса и Дарвина мы знаем, что эволюция всегда работает в направлении повышения адаптивности вида, а в онтогенезе Homo sapiens выявляется «вредность» сознания в период его обретения ребенком, его антиадаптивность. По сути дела, это эволюционный сбой, некий «обратный ход», инверсия, а ведь согласно биогенетическому закону, все попытки опровержения которого оказались несостоятельны, онтогенез краткосрочно рекапитулирует филогенез. Уже после смерти Б. Поршнева вышла монография Н. П. Бехтеревой, где говорится о том, что уход в устойчивое патологическое состояние психики (УПС) является фактором адаптации, что затрудняет лечение (Бехтерева Н. П., 1988. С. 81).

Получается, что появление сознания, не продолжающего, а разрушающего адаптивные рефлексы нормальных животных, не укладывается в логику степуляционного хода эволюции. Сознание явилось в мир, как антиадаптация.

С другой стороны, мы знаем, что сознание является самой результативной адаптацией, потому что позволяет виду приспособиться к любому климату и ландшафту. Только благодаря ему человек, изначально тропический вид, освоил все земные ландшафты и околоземное пространство, и всюду организовал себе приемлемый комфорт. Но это было обретение через смертельно опасное и трагическое падение, а не очередной тривиальный шаг в ходе эволюции step by step. Ступив на эту тропу, пресапиенсы оказались в худшем положении, чем были, когда обладали только инстинктами и рефлексами, очередной шаг низвергнул их в замаскированную пропасть и вызвал гибель большинства их популяций.

Основное содержание книги Б. Поршнева составляет тщательное рассмотрение этой пропасти и ретроспектива процесса, который позволил отдельным «троглодитидам» выбраться из нее с обретением нового качества в виде мышления-языка. Речь идет об инверсионном развитии психики пресапиенсов по новой, нестепуляционной логике, а именно неразумие – безумие – разум.

«Итак, – пишет он, – психически больные люди – это неизбежное, по законам генетики, воспроизведение в определенном маленьком проценте человеческих особей отдельных черт предкового вида – палеоантропов» (Поршнев, 1974. С. 366).

Безумие стирает адаптивные рефлексы нормальных животных, а потом из этого хаоса рождается разум.