Человек безумный. На грани сознания

Б. Поршнев заменил множественное число на единственное. «Не сопряженные торможения, а сопряженное торможение; не торможения в центральных областях, а торможение в некоторой центральной области; не торможение сопряженных с доминантным очагом (центром) других очагов (центров), но торможение сопряженного очага, или центра… Эта перемена множественного числа на единственное помогает объяснить природу неадекватных рефлексов…» (Поршнев, 1974. С. 245). Сверхзадача, которую поставил перед собой Поршнев, «барьер», который он брался осилить таким образом, – это объяснение происхождения сознания. Как мы видим, в качестве первичного условия зарождения сознания фигурируют два динамических (не анатомических!) центра в одном мозге. Имеются в виду центры возбуждения и торможения.

Увы, порочность его рассуждений проявилась уже в том, как он волюнтаристски «сколотил» второй центр. С первым все ясно – это доминанта Ухтомского, которая сгоняет все импульсы, которые могли бы воспрепятствовать тому единственному, который «выбрал» мозг, направляя их в «узкое горлышко» нужной реакции. Допущение, будто наряду с доминантой возникает «тормозная доминанта», является не дополнением учения Ухтомского, а ликвидацией его. Б. Поршнев «вынул» диалектику нервной деятельности из учения о доминанте и подставил ей внешнюю, механистическую квазипротивоположность. Доминанта перестает быть доминантой, если очаги сопротивления, которые она обращает себе на службу, не множественны и не мелки.

Учение о «тормозной доминанте» понадобилось Б. Поршневу для того, чтобы объяснить «природу неадекватных рефлексов». Дело в том, что в каждой лаборатории, изучающей рефлексы, со временем накапливается корзина «отбросов». Их называют «рефлекторными извращениями», «неадекватными рефлексами», «экспериментальными неврозами», отмечают на полях дневников и забывают. Обезьяна, прежде чем подойти к кормушке, подбегает к двери. Собака отряхивается или чешется. Самец лягушки пытается «обнять» лапами воздух, и т. д. и т. п. Поршнев провел опыты на домашнем животном. Он не выводил свою собаку на прогулку до тех пор, пока она не начинала «энергично, быстро» топать передними лапами. Ее выводили. Когда данный рефлекс закрепился, на него перестали реагировать. Бедная Ласка топала напрасно и однажды, будучи в полном отчаянии, села на хвост и начала «передней правой лапой проводить себе по морде». Экспериментатор (т. е. Б. Поршнев) предположил, что данное движение «является антагонистом первого» (вот оно – явление «тормозной доминанты»! – В.Т.) и начал закреплять его. Закрепил. Однако мучения собаки на этом не прекратились. «Однажды Ласка была озадачена, когда подошла ко мне, сделала «утирание носа», а я не шелохнулся», – пишет Поршнев (там же. С. 211). Ласка терпела-терпела, а потом начала «трюкачить». Сев, собака передними лапами накрест многократно взмахивала выше головы…

Возникает вопрос: насколько все эти реакции можно считать неадекватными, то есть переходными к реакциям, не являющимся чисто физиологическими, то есть путем к сознанию?

Измученное животное пытается обратить на себя внимание хозяина. Что в таком поведении неадекватно? Б. Поршнев считал, что каждый новый «трюк» представлял собой явление «тормозной доминанты», оттягивающей на себя «излишек возбуждения», т. е. это следствие внутренней борьбы двух динамических центров мозга собаки: центра возбуждения и центра торможения. К сожалению, все опыты проводились в присутствии экспериментатора, и поэтому неизвестно, стала бы собака трюкачить, если б не пыталась привлечь внимание хозяина, или поступила бы проще, предоставив хозяину убирать за собой; последнее вероятнее, учитывая мировой опыт содержания животных. Впрочем, даже если считать подобные реакции неадекватными, дает ли это нам право выводить их за пределы физиологии животного? Всякая норма подразумевает и ненормальность. Физиологическая ненормальность сама по себе может и не быть истоком психической ненормальности и далее сознания. Разные реакции собаки объясняются быстрой сменой доминант (разумеется, по Ухтомскому), а не их борьбой. Ибо «трюки» разделены во времени, они не смешивались, а следовали один за другим.

Функционирование механизма доминанты принципиально не отличается у животных и людей. Это общебиологический принцип, лежащий в основе активности всех живых систем, поэтому попытки Б. Поршнева использовать его как некий эксклюзив высокоразвитых животных, положив в основание мостового перехода от рефлексов к сознанию, несостоятельны и антинаучны. Даже если бы он был прав в своем учении о «тормозной доминанте», которое является ложным, такое сужение роли доминанты подрывает саму возможность существования живых систем, что делает дальнейшие суждения о процессе сапиентации просто нелепыми, выглядят как трогательная забота о развитии ума у трупа.