Человек безумный. На грани сознания

«Резкое уменьшение случаев насильственной смерти, происшедшее с переходом от ранних палеоантропов к поздним и позднейшим, – развивает концепцию Ю. Семёнов, – можно объяснить, лишь допустив, что с этим переходом был связан какой-то перелом в процессе формирования общественных отношений в процессе обуздания зоологического индивидуализма, в процессе повышения уровня сплоченности первобытного человеческого стада» (там же. С. 253). В качестве синонима выражения «зоологический индивидуализм» Ю. Семёнов употребляет выражение «животный индивидуализм».

Вопросы возникают сразу. Что означает «зоологический индивидуализм», он же «животный», если в природе индивидов нет, есть особи? Понятия «индивид», «индивидуалист», «индивидуальность», «индивидуализм» коррелируются с понятием «человеческий социум» настолько, что невозможно в научном контексте употребить понятие «индивидуалист» по отношению к ежу или крокодилу, но ведь выражение «зоологический индивидуализм» подразумевает логичность подобного абсурдного словоупотребления.

«Индивидуализм» – это понятие социальной психологии, в зоологию непереносимое без утраты смысла. «Социальных отношений и общества в животном мире нет», – пишет Ю. Семёнов (Семёнов, 2002. С. 5). Но как возможен «зоологический индивидуализм» без «зоологического социума»? Это взаимосвязанные понятия. Нет социума – не может быть индивидуализма, как отрицания социума. Плохо у философа Семёнова с логикой.

Абсурдность термина выглядит особенно выпукло при небольшом уточнении. Предки человека – млекопитающие или (синоним) звери. То есть речь идет о «зверином индивидуализме». Это некорректное понятие является отправным для Ю. Семёнова и повторяется многократно в мотивационном смысле (на одной из страниц оно фигурирует 8 раз! – Семёнов, 1966. С. 274). Именно «обуздание звериного индивидуализма» является точкой отсчета.

Далее возникает вопрос уже по поводу «обуздания». Это слово в русском языке имеет четко выраженный негативный смысл: обузданию подлежит зло. Под «обузданием зоологического (т. е. звериного) индивидуализма» подразумевается преодоление некоего злого природного начала, с которым Ю. Семёнов связывает внутристадную агрессию питекантропов и неандертальцев. Но в природе зла нет, зоология привлекается необоснованно. Это тот случай, когда наука сходится с теологией: зло пришло в мир с человеком.

В 1963 г., т. е. за три года до первого издания книги Ю. Семёнова, вышла книга К. Лоренца Das sogenannte Böse («Так называемое зло»), в которой высшим животным приписывается мораль в отношениях с себе подобными (Лоренц, 2008. С. 4). Можно как угодно относиться к таким терминологическим вольностям, но факты поведения зверей в природе говорят об их заботливом отношении друг к другу в рамках стаи или стада. Поедание себе подобных среди высших млекопитающих известно только как средство внутривидового отбора в тех редчайших случаях, когда вид не имеет естественных врагов, находясь на вершине пищевой пирамиды.

Например, молодой лев, захвативший прайд, проглатывает львят-младенцев, не трогая подростков. Но это не каннибализм, потому что мотив насыщения отсутствует (подросшие львята более пригодны для этих целей), это уничтожение ради порождения: матери молочных львят, прекратив лактацию, придут в «охоту», и победитель сможет заняться продолжением своего рода. Если бы имел место каннибализм, проще всего было бы убить и съесть побежденного соперника, но тот лишь изгоняется и далее влачит жизнь никому не нужного одиночки; молодые львы не преследуют его с целью поедания.

Известна трогательная забота волков о членах своей стаи, проявляемая массово, как поведенческий стандарт. Случаи каннибализма, наоборот, единичны и фиксируются только в очень голодные годы, в основном среди полярных волков. Но в голодные годы и среди цивилизованных людей имеют место случаи каннибализма. Собаки демонстрируют естественное отторжение, когда их пытаются накормить собачьим мясом.

Когда среди крыс появляется каннибал, специально созданный людьми, они его вычисляют, а далее можно было бы ожидать коллективного нападения на этого выродка. Но крысы просто тайно от него уходят с нажитого места, настолько силён у нормальных животных инстинкт ненанесения вреда члену своей стаи.

Даже у несоциальных животных нет немотивированной жестокости. Белые медведи поедают отставших от матери детенышей, но это тоже не «звериная жестокость». Это нормальное поведение хищников, находящихся на вершине пищевой пирамиды и не имеющих естественных врагов. Природа осуществляет естественный отбор: слабый, отставший от матери медвежонок должен умереть. Это мотивированная жестокость.

Правильно начав с немотивированной жестокости, Семёнов не разобрался, что это поведенческий эксклюзив человека, и поставил все с ног на голову, породив когнитивный диссонанс.