Человек безумный. На грани сознания

По сути дела это художественная метафора, равнозначная выражению «звериная жестокость», но это метафора, применимая только к людям, в отношении животных – это бессмысленная тавтология. Например, мы не можем сказать о сильном волке, загрызающем слабого оленя, будто он проявляет «звериную жестокость»: на то и волк в лесу, чтобы олени были сильны и здоровы. «Звериная жестокость» – это не природный феномен, это «человеческое, слишком человеческое».

«Очевидно, что люди действительно… имеют «жестокий мозг», – написал Дэн Джонс в обзорной тематической статье «Инстинкт убийцы» в журнале «Сайенс» в 2008 г. При этом он привел слова Мартина Дали из книги «Геноцид»: «Я не думаю, что кто-то нашел верный путь к объяснению жестокости как адаптации» (Jones, 2008. С. 512–515). В 2005 г. я впервые объяснил феномен немотивированной жестокости человека. Одной из причин является филогенетическое безумие, но есть и другие. Здесь мы не будем останавливаться на этой теме, это тема социогенеза.

Род человеческий не наследовал «зоологическую жестокость» от животных предков, с тем чтобы преодолеть ее в ходе социализации. Этот фактор является следствием некоего антиадаптивного и при этом эволюционного события, благодаря которому появился мозг человека. Возможно, это было то, на что указывал Б. Поршнев? Когда Ю. Семёнов в 2002 г. называет свою концепцию «единственной теорией» он, видимо, забывает, что в 1968 г. вышла в свет книга Б. Поршнева «О начале человеческой истории», где была изложена альтернативная теория сапиентации. Б. Поршнев считал, что филогенез человеческой психики не объяснить, не обращаясь к такому явлению, как шизофрения. Она «сломала» инстинкты и рефлексы нормальных животных, поставив нарождающееся человечество на грань катастрофы, ибо повлекла за собой поступки, не мотивированные природными потребностями. Процесс сапиентации, согласно Б. Поршневу, заключался в преодолении шизофрении и ее последствий.

Сложив социум на базе отказа от мифического «звериного эгоизма», Семёнов дальше пишет, как типичный «трудовик».

На первый план выходит фактор «производства», являющийся производным от «труда». Производство – это преобразующий труд, считает Семёнов. «В отличие от чисто животного, присваивающего, приспособительного труда эту форму рефлекторного предчеловеческого труда можно было бы назвать преобразующим, производящим предчеловеческим трудом». Эти предчеловеки «не только присваивали готовые жизненные средства, но и производили несуществующие в природе предметы, не только приспособлялись к среде, но и преобразовывали ее». С производственным фактором связан причинно-следственной связью психогенез: «Переход от стадии приспособительного рефлекторного труда к стадии преобразующего не мог не сказаться на тех существах…» (Семёнов, 1966. С. 144, 145).

Пчелы производят мед, пергу, прополис, строят соты… Все это предметы, которых нет в природе, в которой нет пчел. Бобры преобразуют ландшафт строительством плотин, откуда возникло выражение «боброгенный ландшафт». Существует понятие «термитогенный ландшафт», потому что термиты застраивают территории своими «небоскребами», которые являются сложнейшими артефактами, произведениями, не имеющими ничего общего с природной кочкой. Существует понятие «слоновые дороги»: джунгли, в которых обитают слоны, отличаются от тех, где слонов нет. У меня на участке долго был «кротогенный ландшафт»: кроты настолько преобразовали ландшафт для себя, что сделали почти невозможным использование участка для выращивания культур. Сомневаюсь, что производство предметов, которых нет в природе, и преобразование ландшафта могло дать каким-либо животным шанс стать «предчеловеками».

Фактология в очередной раз вступает в противоречие с утверждениями Ю. Семёнова. На самом деле это животные изменяют ландшафты под свои потребности, а первобытные люди никогда этого не делают.

Выглянув в окно, мы видим: человек на самом деле преобразует ландшафт, – напротив стоит большой дом, а раньше был пустырь. Поэтому до сих пор никто даже не пытался оспорить тезис «преобразующей деятельности первобытного человека», настолько очевидной кажется эта «культур-антропологическая доктрина», ставшая источником сотен книг и диссертаций (Ю. Семёнов, к сожалению, не ссылается на тех представителей философской антропологии, которые внедрили это абстрактное суждение, абсолютно ложное, в позитивную науку о древности).

Преобразование среды началось только после «неолитической революции», связанной с переходом к земледелию и скотоводству, т. е. с началом цивилизации. Этому событию примерно 9 тыс. лет, тогда как Человек разумный обитает на планете как минимум 40 тысяч лет. Имея, в отличие от других животных, универсальную природу и будучи всеядным, первобытный человек может адаптироваться к любому ландшафту, поэтому у него нет необходимости менять что-либо «под себя».