Человек безумный. На грани сознания

Если предки человека являлись нормальными высшими млекопитающими, то никакого «зоологического индивидуализма», предопределяющего внутристадный каннибализм, у них быть не могло. Объяснением массовой внутристадной агрессии может быть не зоология вида, а, наоборот, некий незоологический фактор, вызвавший кризис природных инстинктов нормальных пресапиентных стадных животных.

Применяя для характеристики отношений внутри зоологического стада термин «индивидуализм», Ю. Семёнов фактически совершает подмену понятий, ибо на самом деле пишет не об индивидуализме, а о жестокости, о немотивированном зле. Возникает вопрос: зачем? Это концептуальный вопрос. Речь идет о подведении фактологии под готовую концепцию.

Суть теории Ю. Семёнова составляет противопоставление «зоологического индивидуализма» и «человеческой социальности», именно переход от первого ко второму является сущностью процесса сапиентации. Мы знаем, что индивидуализм далеко не всегда сопровождается деятельной жестокостью и активным злом, скорее наоборот, это понятие коррелируется с понятием «равнодушие». Зачем же Ю. Семёнову понадобилось отождествлять «индивидуализм» и «жестокость»? Ответ: если противопоставлять «общественные отношения» не «зоологическому индивидуализму», а «зоологической жестокости», то концептуальная логика теории ничтожится: «социальность» и «жестокость» не являются парными противоположностями; это понятия разные как по объему, так и по сферам употребления. Еще один когнитивный диссонанс.

Даже если закрыть глаза на явный алогизм, фактология все равно опровергает такой подход: в человеческом обществе гораздо больше немотивированной жестокости, чем в природе. Правильнее будет сказать, что в природе немотивированной жестокости вообще нет, это эксклюзивный феномен «общественных отношений» именно в человеческом обществе, т. е. реальное положение дел обстоит с точностью «до наоборот».

Среди животных никогда не наблюдается немотивированная жестокость. Это эксклюзив человека разумного.

Приводимая Ю. Семёновым фактология, свидетельствующая о запредельной жестокости в рамках зарождающегося человеческого общества, относится к определенному периоду филогенеза, когда у наших предков появляются мышление и речь.

У самых ранних гоминин, относящихся к австралопитековым кластерам, признаки мышления и речи, фиксируемые по эндокранам, отсутствуют. При этом нет сведений относительно внутристадной или даже внутривидовой агрессии среди этих существ. Массовая агрессия выявляется впервые как массовый психоз в период существования эректусов и эргастеров, которых вплоть до 80-х годов XX в. именовали синантропами и питекантропами.

Именно у них, у этих первых представителей рода Homo, появляются мышление и речь, и массовые убийства себе подобных в родственных группах, которые зачастую становились самоубийственными для целых групп (для подавляющего большинства групп, обретающих человеческие мозги животных; выжили буквально единицы). Эта страшная практика продолжалась среди гейдельбергских людей, ранних неандертальцев, пошла на убывание у поздних и почти прекратилась у Homo sapiens sapiens. В современном обществе немотивированная жестокость наблюдается у детей, сумасшедших, маньяков. У нормальных взрослых жестокость всегда имеет мотивы. Не случайно раскрытие преступлений начинается с мотива по принципу: «кому выгодно».

Если речь идет о «зоологическом индивидуализме», то как объяснить отсутствие массовой внутристадной агрессии среди австралопитековых и среди высших социальных животных?

Факты говорят о том, что было два перелома. Первый – это слом нормальной психики нормальных стадных животных, второй – тот, о котором пишет Ю. Семёнов, когда стадо стало обществом и место инстинктов заняли социальные качества, которые восстановили эмоциональные привязанности живущих вместе членов рода Homo. Это и есть инверсия (Поршнев), т. е. «возвратный ход», т. е. «выворачивание вывернутого» (Фейербах), т. е. отрицание отрицаемого в ходе эволюции, согласно диалектике.

При этом второй перелом не объяснить без учета первого: версия отказа от «зоологического индивидуализма» не выдерживает ни теоретической, ни фактологической критики, потому что теоретически это абсурд, а практически это то, чего в природе среди социальных животных не существует. Если же ставить знак равенства между понятиями «зоологический индивидуализм» и «зоологическая немотивированная жестокость», то эта игра словами теряет смысл даже по отношению к самым низшим родам животного царства.