Всё, что он пишет о «тормозной доминанте», относится к области объективной психофизиологии; области, где «работают» эксперимент и инструментарий, поэтому отвлеченные суждения здесь неуместны. Правки, которые он вносит в учение о доминанте, прекрасно обоснованное объективными методами, являются голословными. Этой ревизией он, по сути дела, убивает учение о доминанте под видом развития и в таком омертвленном качестве привлекает для подтверждения своей правоты, – своего рода «теоретическая некрофагия». Ни сам Б. Поршнев, ни его последователи ни разу не подтвердили реальность «тормозной доминанты» объективными методами.
Дальше, представляется, даже не о чем говорить, но Б. Поршнев продолжает. Благодаря «тормозной доминанте», уверяет он, формируется некое «депо неадекватных реакций». Благодаря способности животных к имитации, «неадекватные реакции» приобретают устойчивость в своих проявлениях, то есть становятся как бы «видовым» явлением, передающимся другим членом стада. Данный феномен Поршнев назвал «интердикцией».
«Вот на уровне троглодитид наступает час интердикции. Механизм «доминирования», полезный в стае, становится вредным и жизненно опасным в больших скоплениях; и его парирует интердикция. Какой-то главарь, пытающийся дать команду, вдруг принужден прервать ее: члены стада срывают этот акт тем, что в решающий момент дистантно вызывают у него, скажем, почесывание в затылке, или зевание, или засыпание, или еще какую-нибудь реакцию, которую в нем неодолимо провоцирует (как инверсию тормозной доминанты) закон имитации… Вот мы и описали с точки зрения психоневрологии великий канун» (там же. С. 350).
Что такое «интердикция»? Это не что иное, как гипноз. Иначе как понимать дистантное воздействие силой мысли? Поршнев придумал новый термин ради научной политкорректности, чтобы не быть обвиненным в спиритуализме, каковое обвинение для марксиста означало в СССР конец карьеры. На Западе примитивные бихевиористы, заполонившие все университеты, тоже никогда бы такое объяснение не приняли.
Можно представить себе стадо, которое, вместо того чтобы убегать или бороться, начинает дружно зевать или чесаться, заражая согласно закону имитации своего вожака, который тоже начинает чесаться, вместо того чтобы драться за жизнь. Это и есть «великий канун»?!. Если он в самом деле великий, то заслуживает большего внимания автора. Поршнев пишет о нем вскользь, что свидетельствует о том, что он сам не слишком-то верил в такой путь зарождения сознания. Во всяком случае, он не сумел развернуть свою гипотезу «в полный рост», сделать убедительную ретроспективу.
И. П. Павлов в специальной работе, которую мы цитировали выше, доказал, что гипноз – это чисто человеческое явление, небывалое у животных. Поршнев поставил телегу впереди лошади, описывая, как сознание возникает благодаря гипнозу, то бишь интердикции.
Что касается т. н. «неадекватных рефлексов», то бихевиоризм (при всей его парадигмальной ограниченности) на протяжении XX в. развился в поле поисков, тотально охватывающих все возможные варианты эксперимента и наблюдения над животными. Он дал значимый отрицательный результат: сознание не зарождается на базе каких угодно необыкновенных, сколь угодно сложных рефлексов животных. Дал, вопреки убежденности бихевиористов в обратном, – и за это им большое спасибо.
Для современной теории психогенеза теория Поршнева представляет интерес как важный отрицательный результат, как несостоятельная попытка обоснования истока филогенетической шизофрении в существовании двух динамических центров в нервной системе. Это чисто функциональный подход. Видимо, поиск должен идти в другом направлении: в выявлении и обосновании двух автономных анатомических центров, функционирующих как тождество противоположностей.
Концепция Ю. И. Семёнова
Еще одной интересной попыткой является концепция известного историка, антрополога, этнолога, философа Ю. И. Семёнова, книга которого «Как возникло человечество», впервые изданная в 1966 г., стала событием и до сих пор является очень востребованной, в связи с чем была переиздана в 2002 г. по инициативе Исторической библиотеки, где все экземпляры первого издания были зачитаны до состояния списания.