Конкретный пример, характеризующий незнание диалектики даже ведущими западными учеными. Создатель синтетической теории эволюции Э. Майр был очень удивлен, когда узнал, что К. М. Завадский назвал его труды «чистым диалектическим материализмом», а потом, будучи заинтригован, «тщательно исследовав литературу по диалектическому материализму», «столкнулся с длинным списком принципиальных положений», подтверждающих правоту К. Завадского, причем не только относительно его, Э. Майра, идей, а относительно всей теории эволюции (Майр, 2004. С. 73–74). Подобно Журдену, узнавшему в почтенном возрасте, что говорит прозой, Майр на седьмом десятке лет узнал, что пишет как диалектический материалист. Именно поэтому его «синтетическая теория эволюции» верна. Между прочим, она вышла из идей С. Четверикова, Н. Тимофеева-Ресовского и И. Шмальгаузена. Эти русские ученые являлись не наивными, а осознанными диалектиками.
На наивизме западных ученых во многом сказывается влияние Б. Рассела, едва ли не главного корифея англо-американской философии, который, высказавшись о Гегеле в своей «Истории западной философии» пренебрежительно, не потрудился дать сколько-нибудь компетентную критику. Самое удивительное, что из всех философий расселовский «нейтральный монизм» ближе всего именно к гегелевской философии Абсолютного духа. Если б Рассел это отметил, он стал бы ученым, нашедшим верификацию гегелевской философии в физике XX в., а не основоположником «новой» философии. Подозреваю, что причина пренебрежительного отзыва Рассела о Гегеле – нежелание быть вторичным.
Между тем,
На самом деле, кроме диалектического материализма, нет ни одной доктрины, объясняющей новации, не прибегая ни к Богу, ни к Абсолютному Духу. Разумеется, эти объяснения схематичны и предельно абстрактны, но других пока нет. Диамат – как демократия: плохо, но лучшего никто не придумал. (Если кому-то пришла на ум синергетика, то это «второе издание» диалектического материализма.)
Если принять во внимание эти законы – единства и борьбы противоположностей, перехода количественных изменений в качественные, отрицания отрицания, – то получается, что Чалмерс не прав, предлагая дуализм, как единственный выход. Этот материализм никогда не уверял, будто у материи есть такой атрибут, как протяженность, но только движение, а это современной физикой не опровергнуто. Он всегда утверждал логическую несупервентность (говоря словами Чалмерса) материи и сознания. Более того: весь зиждется на этом противоречии. В нем есть весьма эвристичная идея отражения (Ленин), которая не только вписывается в современную картину мира, но и, похоже, при правильном развитии способна объяснить странные явления, например, когда в мозге наблюдается вневременное быстродействие или когда две элементарные частицы копируют движения друг друга на большом расстоянии без передачи импульса. Это принцип зеркальности, работающий в Космосе, в микромире и в человеческом мозге.
Эмерджентная теория
Ближе всех к диалектико-материалистическому решению проблемы сознания подошли представители
Прежде всего это теория материалистическая. Во-вторых, она признаёт скачкообразность развития. В-третьих, признаёт диалектику целого и части, согласно которой целое больше суммы входящих в него частей. Когда частей набирается достаточно, чтобы образовалась новая целостность, появляется эмерджент, т. е. качественно новое явление. Вот так эмерджентисты, не читавшие Гегеля, повторно открыли диалектический закон перехода количества в качество.
Наиболее интересным представителем эмерджентной теории сознания является Д. Сёрл, который дал свою интерпретацию картезианского начала: «Начиная с Декарта, проблема отношения сознания и тела формулируется следующим образом: как объяснить связь двух по видимости совершенно различных родов вещей?» «Почему на протяжении столетий она не находит решения? Ведь решена же «проблема отношения пищеварения и желудка». Мы сразу видим более «земной», чем у Чалмерса, уровень: психофизиологическую, а не психофизическую проблему.
Сёрл сводит обозначенную проблему к четырем подпроблемам: 1) сознание как таковое (consciousness); 2) интенциональность: «как вещество внутри моей головы может быть о чем-либо?»; 3) субъектность; 4) ментальная причинность: «как ментальное может воздействовать на физическое; я хочу поднять руку – и она поднимается» (Сёрл, 2002. С. 7–9).