Существуют свидетельства, что праздники вроде Сатурналий, характеризующиеся инверсией социальных рангов и принесением в жертву человека в образе бога, в свое время проводились по всему древнему миру от Рима до Вавилона. Подобные праздники, по-видимому, относятся к раннему периоду истории земледелия, когда люди жили небольшими общинами, во главе которых стояла священная фигура царя, чьей главной обязанностью было следить за правильным чередованием времен года, плодородием земель и плодовитостью скота и женщин. С фигурой царя была связана его жена или другая женщина, с которой он совершал некоторые необходимые обряды и которая, таким образом, разделяла с ним его божественную природу. Первоначально срок правления царя ограничивался одним годом, по истечении которого его убивали, но со временем ему удавалось силой или хитростью продлить свое правление, а иногда и найти себе замену: того, кто после недолгого и скорее номинального пребывания на престоле умерщвлялся вместо него самого. Вначале заменой для царя был, вероятно, его сын, но затем это правило перестало действовать, а еще позже смягчение нравов в обществе потребовало, чтобы жертвой становился осужденный преступник. На этом этапе неудивительно, что изначальный замысел затмился и простые люди не могли разглядеть бога в преступнике. Однако оскудение облика божества на этом не заканчивается: даже преступник становится слишком хорошим, чтобы олицетворять бога на виселице или на костре, и тогда ничего не остается, как сделать из него убогое или гротескное чучело и повесить, сжечь или иным способом уничтожить бога в лице подобного его представителя. К этому моменту первоначальный замысел церемонии может быть столь бесповоротно забыт, что чучело принимают за некое историческое лицо, которое при жизни заслужило ненависть и презрение своих собратьев и память о котором с тех пор сохраняется путем ежегодного уничтожения его чучела. Фигуры Амана, карнавальные чучела, куклы Зимы или Смерти, которые ежегодно уничтожаются весной иудеями, жителями католических стран и Центральной Европы соответственно, являются, по-видимому, прямыми потомками тех воплощений сил природы, от жизненных циклов которых зависело благополучие человека. При этом из всех фигур только чучело Зимы или Смерти сохранило четкие следы своего первоначального назначения. В остальных случаях древнее значение магического обряда, призванного направлять ход природы, почти полностью затушевано густым налетом легенд и мифов. Причина такого различия заключается в том, что если обычай уничтожения чучела Зимы или Смерти передавался в сельской местности крестьянами с незапамятных времен от поколения к поколению, то праздники Пурим и Карнавал, как и их вавилонские и италийские прототипы – Сакея и Сатурналии, веками праздновались в городах, где изначальный замысел неизбежно подтачивался измышлениями жрецов и государственных мужей, которые неизбежно заражают большие города, но оставляют нетронутыми чистые родники мифологического сознания в деревне.
CXI. Песчаные замки
Вся суть древней мифологии столь далека от современного образа мышления, а относящиеся к ней свидетельства в большинстве своем столь фрагментарны, неясны и противоречивы, что, пытаясь собрать их воедино и интерпретировать, мы вряд ли можем надеяться прийти к выводам, которые полностью удовлетворят нас. Впрочем, судьба научных теорий – подобно детским песчаным замкам быть смытыми временем, и нам не стоит быть столь самонадеянными, чтобы ожидать или желать для себя освобождения от этого общего жребия. Стоит относиться к теориям легче и использовать их главным образом как удобное средство упорядочивания фактов. Мы полагаем, что, хотя одна научная теория обязательно заменит другую, факты имеют ценность вне времени. Если фиксировать факты подобно древним летописям, эта книга может сохранить свою ценность, даже когда сами теории окончательно устареют.
CXII. Сизифов труд
Чем дольше мы занимаемся задачами мифологии, тем больше возникает сомнений в возможности их решения. Посвящая годы поискам решения подобных задач, мы подобны Сизифу, вечно катящему свой камень в гору, чтобы затем в очередной раз увидеть, как этот же камень летит вниз. Или же мы подобны дочерям Даная, обреченным вечно наливать воду в дырявые кувшины. Если нас обвинят в том, что мы тратим жизнь на стремление узнать то, что никогда не будет известно, а если и будет, неизвестно, кому от этого польза, то что сказать в свое оправдание? Боюсь, аргументов крайне мало. Подобного рода занятия едва ли можно обосновать за счет разума. Мы не знаем, что, но что-то однозначно побуждает нас атаковать нашего главного врага – невежество, где бы мы его ни встречали. И если мы потерпим в этой жестокой борьбе неудачу, то поражение наше не будет бесславным, хотя сама борьба может оказаться бесполезной.
CXIII. Возвышение богов, упадок магии