Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

Насколько мы можем судить о реальных взглядах Пифагора и Эмпедокла по классической истории одного из них и донельзя искаженным сочинениям другого, они, как и Будда, с кем у них было немало общего, использовали древнюю идею о переселении душ в основном как инструмент, с помощью которого внушали своим последователям необходимость вести в этом мире невинную, чистую и даже аскетичную жизнь в качестве единственного средства обеспечить себе блаженную или, во всяком случае, безмятежную вечность в мире грядущем. По крайней мере, это с достаточной уверенностью можно сказать об Эмпедокле, чьи взгляды сравнительно хорошо известны нам по фрагментам его философских сочинений. Из тех его высказываний, подлинность которых не вызывает сомнений, мы узнаем, что психология Эмпедокла представляла собой любопытную смесь первобытных представлений и мистицизма. Воплощение человеческой души в каком-либо теле он рассматривал как наказание за грех, как деградацию, как низвержение с небес, как отлучение от божественного начала, как изгнание из мира блаженства в мир скорби. Он описывает землю как пещеру, безрадостное место, кишащее злом, где люди блуждают во тьме, становясь жертвой убийств и мести, изнурительных болезней и всяческого разложения. Он с досадой и презрением говорит о жизни смертных как об убогом и жалком существовании, порожденном распрями и скорбью и продленном в наказание за грехи через ряд перевоплощений, пока, благодаря добродетели, они не переродятся в пророков, поэтов, врачей, аристократов и не вернутся, наконец, к общению с богами, чтобы жить отныне без боли и печали, бессмертными, нетленными, божественными. Такой взгляд на человеческую судьбу, страстное презрение к дольнему миру, экстатическое стремление к блаженной вечности, к награде за добродетель в грядущем мире очень чужды жизнерадостной безмятежности, спокойному рационализму обычного отношения греков к земному существованию. В том, насколько он был убежден в многообразии страданий, неотделимых от земной жизни, в своем стремлении сбросить бремя тела, или, как он его называет, «одежду плоти», в своей нежности к животным и сильном чувстве родства с ними Эмпедокл напоминает Будду, весь образ мыслей которого, однако, был окрашен еще более глубоким оттенком меланхолии и еще более безнадежным взглядом на будущее. И все же сходство между ними в некоторых отношениях столь близкое, что можно было бы предположить прямое влияние буддизма на Эмпедокла, если бы время жизни двух великих мыслителей, насколько они могут быть установлены, не исключали такое предположение.