Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

С другой стороны, надо иметь в виду, что вышеизложенное сомнение основано лишь на отсутствии соответствующих свидетельств. Убежденность во вреде инцеста для репродуктивности пока не замечена у австралийских аборигенов, то есть там, где его можно было ожидать найти в наиболее явном виде. Но мы уже указывали, что полагаться только на отрицательные свидетельства опасно. Рассмотрев эту тему возможно более тщательным образом, мы с осторожностью и некоторыми колебаниями все же склоняемся к тому, что экзогамия все-таки возникла именно из убеждения в пагубном воздействии инцеста не на совершающих его (во всяком случае, не на мужчину и не на потомство), а на женщин и особенно на животных и растения, служащих источниками пропитания. Смеем предположить, что более тщательные исследования быта и воззрений наиболее примитивных экзогамных народов современности, в особенности австралийских аборигенов, все еще может выявить, что они смотрят на инцест именно так. По крайней мере, если это не является источником экзогамии, то мы должны будем признаться, что совершенно сбиты с толку, ибо иных веских предположений на этот счет не имеем.

LXII. Классификационная система родства [72]

Исследования американского этнографа Л. Г. Моргана и других ученых за последние 60 или 70 лет показывают, что, подобно первобытным людям во многих, если не во всех частях света, австралийские аборигены ведут отсчет родственных связей в соответствии с так называемой классификационной системой родства. Фундаментальный принцип этой системы заключается в том, что родство устанавливается скорее между группами, чем между отдельными людьми; например, в соответствии с ней человек называет отцом не конкретного мужчину, но мужчин из определенной группы – тех, кто в соответствии с обычаями племени теоретически может быть его отцом. Матерью называют не одну женщину, а всех женщин из числа тех, кто в соответствии с обычаями племени, в принципе может быть его матерью. Братом и сестрой называют не только детей своего отца, но вообще любых мужчин и женщин, которые являются детьми тех, с кем его отец и мать теоретически могли заключить брак в соответствии с обычаями этого племени. Женой называют любую женщину из числа тех, на ком обычаи племени теоретически позволяют жениться. Аналогично – в отношении сыновей и дочерей. Какой бы странной ни казалась нам эта система групповых взаимоотношений, она распространена в наши дни на значительной территории, скорее даже в большей части мира. Как мы вскоре увидим, это объяснимо только гипотезой о том, что эта система возникла из системы группового брака и в общем-то ее иллюстрирует. Под системой группового брака мы понимаем то положение вещей, при котором группа мужчин пользовалась супружескими правами по отношению к группе женщин, так что любой мужчина из одной группы мог называть любую женщину из другой группы своей женой и относиться к ней как к таковой; в то время как каждый ребенок, рожденный от таких групповых союзов, называл отцом всех мужчин соответствующей группы (в том числе настоящего отца), а матерью – всех женщин соответствующей группы (в том числе настоящую мать). Такие обращения ни в коем случае не подразумевают убеждения в том, что говорящий был зачат всеми мужчинами из группы его отца или рожден всеми женщинами из группы его матери. Они подразумевают лишь то, что человек находится в определенных социальных (не физических, не кровных) родственных отношениях со всеми мужчинами и женщинами этих групп. Обязанности, которые он перед ними имеет, и права, которыми он в их отношении располагает, одинаковы вне зависимости от конкретного человека внутри данной группы, будь то родной отец, родная мать или другой член группы. При этой системе отцовства и материнства, братство и сестринство, сыновство и дочерство являются понятиями не кровных, а социальных уз, причем кровными узами либо вовсе пренебрегают, либо, во всяком случае, они отодвинуты как бы на второй план. Первостепенное значение придавалось отношениям, связывающим всех членов данной группы. По всей видимости, это был период не индивидуализма, а социального коммунизма; и если мы вспомним, насколько слаб каждый отдельный человек по сравнению с более крупными животными, мы, возможно, будем готовы признать, что в ту доисторическую эпоху общая борьба за выживание связывала большие группы мужчин и женщин более тесными узами (и более существенными для функционирования и развития сообщества), чем те, что ограничивали бы семейную группу одной парой и их потомством. Тогда, возможно, даже в большей степени, чем сейчас, сила была в единении: разобщенность и раздробленность коллектива подвергли бы наших предков риску быть истребленными их свирепыми и гораздо более сильными врагами, крупными плотоядными животными.

LXIII. Происхождение классификационной системы из группового брака [73]