Читаем Человек— гармония— природа полностью

Внутренняя гармония, заключающаяся в красоте физических и математических теорий, имеет для их принятия большое значение наряду с эмпирическим опытом. Научная теория — творческое произведение, в котором сплавлены субъективные и объективные моменты, ценности и эмпирический опыт. Именно через встречу, соединение внутренней гармонии познания с гармонией предмета познания становится возможной гармонизация в гносеологической сфере как результат «диалога» с природой. Гармонизация познания предстает при этом как важный ценностный и методологический регулятив.

Возможно, что и без опосредования теорией способ видения мира ценностно и психически обусловлен. Интересна в связи с этим параллель с музыкой: людям одной культуры музыка другой культуры кажется порой скучной, монотонной, неинтересной, и не только потому, что они не знакомы с данной культурой, но и вследствие специфики строения их воспринимающего аппарата.

Одним из мощных каналов воздействия ценностей на науку является сама методология. Если метод подобен циркулю, по Ф. Бэкону, то использование его во многом предопределяет результаты деятельности ученого, ведет его в определенном направлении, задавая некое ценностное поле, которое он может и не осознавать, но осознать должен, если хочет быть и гражданином. Высшая ценность, которой ученый считал свою научную эмпирию, теперь ускользает от него, и, если он достаточно честен и дальновиден, ему приходится отправляться на поиски ее в область идеологии. Именно там обнаруживает он истоки открываемых им высших ценностей. Разработку вопросов связи научной истины с идеологией и всем строем общества он может найти у Маркса.

Опасения, что аксиологический подход противостоит объективному, по-видимому, неосновательны. Ценности определяют, в каком направлении ведется поиск, какими методами и во имя чего, формируют основы, «центр внимания» развития науки, в то время как в этих рамках сохраняется значение всех объективно-научных процедур. Далее. Подлинное познание, по мнению Б. Г. Кузнецова, то, которое отражает ценностные связи и отношения. Поэтому ценность бытия является объектом познания. Тогда и сам процесс познания есть ценность. Дилемма «ценности или наука» неприемлема и потому, что наука не может развиваться без определенных ценностных принципов, и потому, что в науке нуждаются сами человеческие ценности. Они развиваются и осознаются человеком по мере получения знания о мире и реализации свободы выбора, которую увеличивает наука.

Ценность тождественна истине не так, как понимал Риккерт, сводивший путем отрицания объективной реальности истину к ценности, но и не в том плане, что именно обезличенность истины и является высшей ценностью, а в понимании истины и ценности в их целостном значении для целостной личности. Лишь при игнорировании целостности человека возможно противопоставление ценности и истины, морали и знания.

Конечно, понятие ценности не ограничивается сферой морали, так же, как понятие истины не ограничивается сферой научного знания, и сводить ценностные аспекты только к моральной ответственности ученого за результаты своей научной деятельности нельзя. Но представляется несомненным, что моральные аспекты имеют исключительное значение в исследовании соотношения ценности и знания.

Среди различных понятий, характеризующих объективно-познавательные и субъективно-моральные аспекты, понятие правды, с одной стороны, и понятие справедливости — с другой, ближе всего подходят друг к другу, так что их вполне можно отождествить.

Еще Платон в «Государстве» и «Политике» связал познаваемость и истинность вещей с благом, заявив, что познаваемые вещи могут познаваться лишь благодаря благу, которое представляет сущность становящихся вещей. Авторитетнейший древнекитайский философский трактат «Чжуан-Цзы» утверждал, что, только если существует настоящий человек, существует настоящее знание, а Л. Толстой в работе «Так что же нам делать?» подчеркивал, что не является наукой то, что не имеет целью благо. Именно синтез морали и объективного знания выступал в истории философии как высшая ценность человека.

Ученые остро столкнулись с проблемой моральной ответственности за результаты своей работы в связи с созданием атомной бомбы. Но тогда положение было более ясным, поскольку наука и нацеливалась на разрушительную работу. Что же касается экологических последствий развития науки, то здесь вопрос сложнее, так как цели, казалось бы, благие, а результаты приносят вред. Парадоксальность ситуации, когда технические нововведения, основанные на достижениях науки, ухудшают экологическую обстановку, способствует росту интереса к ценностным установкам, лежащим в основе функционирования науки. Само по себе увеличивающееся количество дискуссий свидетельствует о том, что положение не столь уж благополучно. Чем больший «вклад» вносит наука в разрушение природной среды, тем уязвимее ее моральное реноме.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука