Читаем Человек— гармония— природа полностью

О связи науки с философией написано огромное количество работ, и она достаточно очевидна. Хотелось бы сделать несколько замечаний по поводу связи науки и искусства в решении экологической проблемы. Синтез науки и искусства необходим еще вот по какой причине. Науку часто представляют как некий безгрешный объективный путь к истине, а искусство как нечто субъективное по преимуществу. На самом деле все в некотором смысле обстоит наоборот. Конкретные методы, используемые наукой, действительно объективны, но цели и задачи, которыми она руководствуется, довольно жестко определяются социумом. Наука давно уже стала социальным институтом и в буквальном смысле институциализирована. В ином положении находится искусство. Методы его более субъективны (лучше сказать субъектны), но цели и задачи могут быть и бывают более объективны, чем в науке. Оставаясь относительно более независимым, искусство может в большей степени вести и направлять, а не просто разрабатывать «спущенные сверху» темы. Часто указывают на объединяющий характер научного знания, который оно имеет благодаря его универсальному языку. Однако наука сближает тех, кто знает ее специфический язык, в то время как искусство обладает потенциями внутреннего душевного единения.

В последнее время в методологической литературе произошло оживление интереса к концепции познания как движущей силы художественного творчества. Ф. Олафсон, в частности, утверждает, что главной познавательной целью искусства является создание возможных жизненных ситуаций. Многие писатели ставили своеобразные эксперименты в своих произведениях. Ф. М. Достоевский, считая своей основной задачей разгадать «тайну человека», часто помещал героев в экстремальные условия и, отказываясь от «избытка авторского смысла» (М. М. Бахтин), как бы наблюдал, что они будут делать.

В науке сейчас проводятся опыты по определению восприимчивости растений по отношению к человеку, но в искусстве подобная проблема исследовалась издавна. Эксперименты писателей, которые неверно было бы воспринимать как пустые фантазии (они могут быть вполне реальны), в большинстве своем, конечно, не удовлетворяют строгим канонам научности (прежде всего, критерию воспроизводимости), но ведь главное для познания — истина, а не сами правила, играющие вспомогательную роль.

Искусство — способ познания, не менее важный, чем наука, хотя познает оно не то, что наука, и не так. Оно менее рационально и стремится с помощью своих специфических изобразительных средств не к выделению однозначных причинно-следственных связей и тщательному обоснованию их, а к целостному постижению мира во всем богатстве его содержания. Научное же познание идет преимущественно аналитическим путем, хотя и может, по-видимому, в какой-то степени переориентироваться в направлении гармонии с миром и другими отраслями культуры. Такая переориентация внесет большой вклад в гармонизацию познания.

Конкретные научные, технические и производственные задачи требуют логического мышления, в то время как искусство является образным. Оно создает образы мира, обладающие не меньшим, чем научные, а порой и большим познавательным статусом. Энгельс писал, что Бальзак больше дал ему для познания экономических отношений во Франции, чем все ученые того времени, вместе взятые. Важность методов искусства для психологической науки особенно подчеркивается в XX столетии.

Впрочем, современный методологический анализ науки показывает, что она не сводится к двум уровням познания — теоретическому и эмпирическому, но в ней большое значение имеет так же, как и в искусстве, интуиция, формирование наглядных образов. А может быть, имеет смысл говорить об образном уровне познания как переходном и промежуточном между эмпирическим и теоретическим.

Тесная связь между наукой и искусством обнаруживается не только в структуре познавательного процесса, но также в содержательном плане. Это особенно легко проследить на современных тенденциях в архитектуре, в частности, в архитектурной бионике, которая связывает в одно теоретико-практическое целое науку, технику и искусство. Выявление и укрепление взаимосвязи между наукой и искусством имеет огромное значение для гармонизации познания и благодаря этому для гармонизации взаимоотношений человека и природы.

Современная напряженная экологическая ситуация требует углубленного рассмотрения существенных особенностей отношения человека к природе в различных культурах. Под культурой в ее высшем измерении здесь понимается процесс и результат творческого постижения и преобразования человеком окружающего мира. Связи между культурой и природой, социальным и экологическим поведением фундаментальны и непреходящи. Установка в культуре на господство над природой и использование ее прежде всего в утилитарно-потребительских целях, даже если совершаемое действие не подпадает под природоохранительный закон, тесно коррелирует с отношением к окружающим лицам как к вещам, желанием использовать их, может быть тоже формально вполне законным, но нравственно порочным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука