Читаем Человек— гармония— природа полностью

Конечно, чтобы соответствующее отношение стало составной частью мировоззрения человека, самих по себе разговоров об экологической этике мало. Должен произойти мировоззренческий сдвиг внутри человека, а он не следует автоматически после прочитанной книги или прослушанной лекции. Так было всегда, но если раньше формирование мировоззрения у многих людей происходило через отношение к другим людям, то теперь побудительным мотивом может стать осознание ценности природы. Подобный процесс показывает художественная литература, демонстрируя связь экологической проблемы с эстетическими аспектами культуры.

3. «Также и по законам красоты»

Рассуждения о гармонии познания и преобразования природы вызывают возражения такого порядка, что гармония это-де скорее что-то, имеющее отношение к поэзии, искусству. Исторический обзор, проведенный в первой главе, показывает, что некогда понятие гармонии играло важнейшую роль и в практической и в познавательной сферах различных культур. По словам архитектора И. Жолтовского, тема гармонии — единственная, которой жива человеческая культура. На примере античного мира это прекрасно показывает А. Ф. Лосев в своей многотомной «Истории античной эстетики». Космос для древних греков по самой этимологии слова означал прекрасное, гармоническое устройство мира, а не просто все то, что находится за пределами земной атмосферы.

Собственно сама эстетика как особая дисциплина сформировалась тогда, когда прекрасное ушло из наиболее важных практических и познавательных отраслей культуры и понадобилось отвести ему особый совсем не «красный» угол. А ушло оно потому, что при внутренней противоречивости человека и его отчуждении от природы трудно стало воспринимать красоту. Маркс писал, что торговец минералами «видит только меркантильную стоимость, а не красоту и не своеобразную природу минерала», и только гармонически настроенная душа, по словам Шеллинга, по-настоящему способна к восприятию искусства (добавим, и красоты вообще).

Плоды разделения практики и эстетики ощущаются до сих пор в требованиях специалистов, занимающихся конкретными областями преобразования природы, что не следует в их дела вмешиваться, скажем, писателям, т. е. людям, работающим в наиболее эстетически значимых в настоящее время отраслях культуры. Подобные требования, вполне исторически объяснимые, по сути своей не правомерны, поскольку эстетические, как и этические, соображения не нечто постороннее по отношению к практическим и познавательным целям, а, напротив, представляют собой их существеннейший аспект.

Говоря об эстетическом, вспоминают прежде всего произведения искусства, которые творят и оформляют художественно значимые переживания человеком окружающей действительности и его внутреннего мира. Прекрасное в произведениях искусства отражает красоту природы и человека, вместе с тем оставаясь, конечно, творением качественно нового мира, причем внутренняя его гармоничность соответствует гармонической направленности души художника. Шеллинг различал органическое произведение природы как представляющее собой первозданную нерасчлененную гармонию и произведение искусства — гармонию, воссозданную художником после ее расчленения. Художник воссоздает и творит мир как художественное произведение.

Искусство всегда чутко отзывалось на все новые ситуации в мире человека и мире природы, отражая и познавая их (как и наука) и создавая в то же время новые ситуации. Надо со всей четкостью уяснить, что искусство есть тоже форма познания, и когда, скажем, писатели выступают в защиту природы, то они руководствуются не только эмоциями, но и знаниями, как приобретенными извне, так и полученными ими самими. В некотором смысле искусство всегда в точке глубинного знания, там, где познается душа, свобода, язык и любовь природы, но знание это интуитивное, и его невозможно выразить в строгих научных терминах, а порой трудно передать и обычной мыслью (отсюда утверждение поэта «мысль изреченная есть ложь»). Чем глубже познание художника, тем сложнее это сделать. В этом смысле наука продвигается пусть медленно, но верно, и ее знание очевидно и общечеловечно (впрочем, данные особенности не следует абсолютизировать). Наука и техника относительны, поэтому в них и наличествует прогресс; красота и мораль абсолютны, поэтому их достижения вечны.

Искусство всегда уделяло большое внимание изображению природы (вспомним хотя бы великолепное описание природы Тургеневым, творения художников-пейзажистов и т. д.). В фольклоре, как справедливо замечает М. А. Некрасова{51}, природа всегда выразитель Красоты, Добра, она слита с нравственным миром и поэтому выступает как критерий человеческих ценностей. Внутренняя гармония естественного и искусственного в художественном произведении обеспечивает гармонию экологии и эстетики. То, что последовательнее всего встало на экологические рельсы искусство, подтверждает, что эстетика (а в искусстве эстетическое выражено полнее, чем в других отраслях культуры) внутренне близка экологии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука