Читаем Человек— гармония— природа полностью

Другой, еще более убедительный пример: сопоставление фильма А. Довженко «Поэма о море» с повестью В. Распутина «Прощание с Матерой». В фильме создание искусственного моря максимально поэтизируется; жители районов, отводимых под будущее водохранилище, с радостью покидают насиженные места. Пафос преобразовательных усилий человека выражен как нельзя более романтично и приподнято. Для контраста даны образы двух стариков, сожалеющих о родных местах и не рвущихся переселяться. Однако к концу фильма и они подхватываются общей радостной волной и признают свои ошибки и отсталость. В итоге все довольны.

Тот же сюжет у В. Распутина, но содержание экологически перевернуто на 180 градусов. Теперь уже подавляющее большинство жителей деревни, в основном стариков и старух (молодежи почти нет), не хотят покидать обжитых мест, где находится возделанная ими земля и останки предков. На их стороне полностью симпатии автора, и их нравственная сила и правота выражены необычайно энергично. Среди отрицательных персонажей фигурирует начальство, которому поручено организовать переезд, да несколько пришлых людей, вместе с местным оторвавшимся от корней пьяницей рубящих и сжигающих деревню, уничтожающих жизнь и память Матеры. Коренные жители и сама природа что есть силы сопротивляются все той же преобразовательной мощи человека и терпят поражение, повергая читателей в скорбь и раздумья.

Можно также вспомнить, что в фильмах 50-х годов было штампом, давая на экране панораму завода, показывать густые клубы черного дыма (чем гуще и чернее, тем лучше, так как свидетельствует о масштабах предприятия). Так называемые производственные поэты воспевали трубы и дым, валящий из них. Весьма красочно описал «симфонию дымов» в незаконченном романе «Черная металлургия» А. Фадеев. В современных фильмах, поэзии и прозе такого уже не встретишь. Скорее наоборот.

Конечно, экологическое переосмысление взаимоотношений человека и природы возникло не на пустом месте. За ним стоит мощная традиция классической русской литературы. В поэзии та же тенденция тянется к Брюсову и Есенину, который в период восхищения «стальной конницей» и «обузданием» сил природы тонко подметил обостряющееся противоречие между человеком и природой («как в смирительную рубашку одеваем природу в бетон») и призвал к заботе о «братьях наших меньших».

Современная поэзия подводит неутешительные итоги неумеренному вторжению в природу: охоте, превращающейся в поголовное истребление дикой природы: «Страсть к убийству, как страсть к зачатию, ослепленная и извечная. Она нынче вопит: зайчатины! Завтра взвоет о человечине» (А. Вознесенский); оскуднению и загрязнению природной среды: «И тоскуют о человеке лес редеющий, черный снег, дождь отравленный, мертвые реки, да и сам человек» (Е. Евтушенко). Здесь почти неожиданно звучит признание в том, что уничтожение природы ведет к уничтожению самого человека, к гибели человечного в нем. И не надо понимать эти стихи как некое поэтическое преувеличение, вольность фантазии. В них интуитивное «схватывание» сути вещей, которое, по-видимому, в столь острой форме присуще только поэтам. Лучше воспринимать эти строки буквально и делать соответствующие выводы. Современная экологическая ситуация, возможно, не была бы столь трагична, если бы сто с лишним лет назад с большим доверием и серьезностью отнеслись к вопросам поэта Тютчева: «Откуда, как разлад возник? И отчего же в общем хоре душа не то поет, что море, и ропщет мыслящий тростник?»

Тенденция экологизации проникает и в литературную публицистику, причем, часто в очень острой форме. В. Солоухин как бы недоумевает: как можно, называя природу матерью, тут же говорить об ее успешном покорении. Недвусмысленно выражают свою экологическую позицию Ю. Бондарев, Ф. Абрамов и многие другие. Передовая литература выполняет сейчас важную миссию авангарда экологического движения.

А. Мицкевичу принадлежат такие строки, посвященные поздней осени: «Дни миновали счастливые, нет их. Было цветов, сколько сердце захочет. Легче сорвать было сотни букетов, нежели ныне цветочек… Будь же доволен последним листочком. Дружеским был он в руках, хоть не ярок. Будь ему рад, наконец, и за то, что это последний подарок». Звучит очень экологично и наталкивает на грустную мысль, что мы переживаем ныне «позднюю осень» цивилизации, когда вокруг «все меньше окружающей природы, все больше окружающей среды». Не наступит ли вслед за этим нечто подобное экологической «ядерной зиме», которую предсказали ученые, рассчитавшие последствия атомной войны? Или все же человечество найдет в себе силы воспрепятствовать такой «смене времен года»? Ответ на этот вопрос заключается в теоретической и практической человеческой деятельности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука