Человек и его тень

После того как Чжуан Чжуна доставили в больницу, он проспал двое суток подряд, потому что врачи дали ему успокоительного, стремясь заставить его возбужденный мозг немного отдохнуть. Сначала он чувствовал себя так, будто карабкался по горам и преодолевал речные потоки, а вволю выспавшись, ощутил в голове удивительную легкость и ясность. Очень скоро ему начало казаться, что он уже поправился и вновь способен вершить великие дела. Но тут — почему это вдруг случилось, я опять же не берусь судить — ему пришла мысль, стегнувшая по его сердечным ранам точно железным прутом. Все, что произошло с ним несколько дней назад, снова нахлынуло на него, и он сразу стал серьезным, грустным, печальным. Упреки верховной руководительницы, суровые расспросы Вэй Тао, еще не признанные ошибки — все слилось в нечто черное и мрачное, и он никак не мог избавиться от этого дьявольского наваждения. Говоря об этом, я испытываю стыд, потому что меня, чего доброго, заподозрят в преступном желании «писать правду» или в стремлении выпячивать отрицательные стороны действительности, которые низводят нашего необыкновенного героя до уровня «среднего человека». Но тут уж я ничего не могу поделать и готов принять все эти обвинения, мне от них никуда не деться.

Горы и реки следуют одна за другой,
Буйно растут деревья и травы,
Кажется, что впереди нет пути,
И вдруг появляется деревня.

Так и перед Чжуан Чжуном неожиданно открылся новый путь: к нему в больницу по приказанию самой верховной руководительницы пожаловал Вэй Тао. Откровенно говоря, увидев его, писатель обомлел, заволновался и чуть не вскрикнул от страха. Но Вэй Тао весь сиял улыбками, приветливостью и искренностью. Он сел перед постелью Чжуана и ласково проговорил:

— Мне только что звонила верховная руководительница и просила передать тебе самый теплый привет. Она очень беспокоится о твоем здоровье и желает тебе скорее поправиться. Еще она сказала, что товарищ Чжуан Чжун написал важную статью о революционных образцовых пьесах, сам участвует в их создании, вне зависимости от того, напишет ли он что-нибудь еще, его заслуги невозможно зачеркнуть. — Он раскрыл портфель и вынул оттуда книгу. — Вот, это подарок верховной руководительницы!

Чжуан Чжун обеими руками принял книгу — она оказалась поэтической антологией. Сердце его вспыхнуло от благодарности, глаза увлажнились, рот раскрылся, но он долго не мог произнести ни слова, Какая гуманность, какая добродетель! Если бы старый обычай земных поклонов еще существовал, писатель непременно упал бы на колени и стал биться головой об пол. В этот момент ему особенно смешным и позорным показалось то, что однажды верховная руководительница слилась в его сознании с сумасшедшей старухой. Это ужасная, непростительная ошибка, хотя она и была мимолетной! Он достоин за нее не одной, а десяти тысяч смертей, И писатель пробормотал:

— Я виноват, виноват, я обманул ожидания нашей руководительницы, недооценил ее заботу обо мне!

Вэй Тао произнес еще немало приятных слов, все они ласкали Чжуану душу, но, когда посетитель ушел, Чжуан снова заколебался: правду ли говорил тот или нет? Что произошло с тех пор, как он меня допрашивал? Не обманывают ли они меня, не дурачат ли? Он вспомнил свой самый первый визит к Цзян Цин, когда она ругала режиссера с каким-то подозрительным лицом и руководителя кинематографии, который ее всегда сердил. Чжуан еще тогда подумал, что он ни за что не уподобится этим людям, а пойдет по пути Вэй Тао. Действительно, Вэй Тао она иногда ругает, даже бьет, но все-таки любит. И меня любит, можно сказать, нуждается во мне.

Найдя такое благополучное объяснение, он приободрился, сел и, положив на тумбочку лист бумаги, написал такое почтительное письмо: