Человек и история. Книга четвертая. Москва коммунальная предолимпийская

Он ещё раз посмотрел на меня и вышел. Я плохо представлял, насколько эта бодяга затянется, легкомысленно отмерил на это несколько дней, тем более что лежать мне пока ещё совсем не надоело, а все эти капельницы, уколы, таблетки пока меня ещё не очень беспокоили. Раз им надо полечить меня – пускай лечат. Мне всегда нравилось узнавать что-то новенькое, необычное, а тут было столько непривычного, да столько новой терминологии… Вскоре на освободившееся с левой стороны место была заправлена кровать с новым, можно сказать, неудачником по жизни. Во всяком случае, таковым считал себя мой новый знакомец. Он только что вернулся из Африки, где работал в качестве торгового представителя от СССР. «Кстати, – рассказывал он, – моего коллегу по работе прямо там, в Африке, долбанул инфаркт. Его тут же очень культурно увезли в клинику, я его там несколько раз навещал. Палата роскошная, светлая, с кондиционером, а какие герлухи-медички там за ним ухаживали!» – раздосадованный сосед замолчал. Я уж подумал, не стало ли ему плохо, как ранее моей соседке. Но на сей раз, как видно, обошлось. Сосед после некоторого молчания добавил: «Если мне было суждено поиметь этот инфаркт, так почему он не случился там, в Африке?» – он ещё долго сокрушался, завидуя своему африканскому другу.

В этот блок интенсивной терапии никаких посетителей не пускали – ни родственников, ни тем более друзей и знакомых. Дела мои шли, видимо, очень неплохо, так как прошло всего несколько дней, и меня перевели в палату. Палата была светлая, большая – на шесть человек, – и медперсонал был хорошо подобран. Достаточно молодые медсёстры из лимитчиц. На меня сразу же нацепили кличку Молодой, так как в таком возрасте инфаркт был очень редок. Мой лечащий врач, по фамилии Долгоплоск, был уже в приличном возрасте и сам перенёс несколько инфарктов. Своей спутнице Юлии, которую он стажировал, он рассказывал, какой он поставил мне диагноз и почему. И подытоживал: «Да, инфаркт сильно помолодел».

Глава 39. Страшно тягомотное лежание

Как только меня поместили в палату, так сразу ко мне с работы приехали представители. Они переговорили с лечащим врачом и лучше меня представляли дальнейшее развитие событий. От долгого общения со мной им пока посоветовали воздержаться. Они полюбопытствовали, в чём я нуждаюсь, что мне нужно привезти. Я ответствовал им, что ни в чём не нуждаюсь, что у меня есть всё для счастливой и полнокровной жизни, но так как по традиции нужно было что-то попросить, то я попросил, чтобы мне привезли мой аванс мелкими купюрами – от рубля до пятёрки. На другой день мне привезли конвертик с этими купюрами. Нужда в таком формате денежных единиц для меня была явная.

Вставать с кровати мне было категорически запрещено. Больничная еда, как и всевозможные таблетки, на тумбочке появлялась регулярно, по надобности. Для малой нужды под кроватью находилась стеклянная утица. А вот для более основательной нужды… для этого к лежащим приходили их верные жёны, которые помогали больным справлять нужду. И тут я даже немного посочувствовал сам себе. Правда, санитарка, которая работала через два дня на третий, узнав, что такой сервис мне обеспечить будет некому, с большой готовностью напросилась предоставить ей эту, по её мнению, даже очень неплохую процедуру – вполне оправданную, естественную, тем более что рядом с моей кроватью был умывальник. Так что для водных процедур не нужно было бегать по всей большой палате. Особенно радовали санитарку регулярные гонорары за её услуги. Вот для этого мне и понадобились банкноты небольшого номинала, хотя даже его вполне хватало на приобретение… ну, тут можно было бы не добавлять – и так всё ясно, так как эта очень добрая санитарка имела большую склонность к напиткам, за употребление которых старшая медсестра всё время ругала её и даже грозилась отказать ей от места.