Человек и история. Книга четвертая. Москва коммунальная предолимпийская

С этого времени я всё делал медленно, в каком-то не свойственном мне темпе и ритме. С моего идеального веса семьдесят пять – семьдесят восемь килограммов вес моих телес превысил сотню и достиг ста пятнадцати – ста двадцати килограммов. Ясно, что при таком весе резвиться вряд ли станешь. Мало того – навалилась целая куча мелких и больших проблем. Более двух месяцев я находился в тепле, в светле, за мной ухаживали, кормили – теперь же все эти труды заботы навалились на меня самого. Обычно после такого долгого отсутствия человека дома ждёт уют, семья, жена. У меня же только что начался ремонт, и квартира выглядела очень даже непрезентабельно.

И хотя я сам только что вышел из основательного ремонта, тем не менее нужно было подумать о продолжении и окончании ремонта квартиры. Когда я только что заселился в свою новую квартиру, вид из моего окна представляли одни пустыри, лишь только там, на горизонте, за Москвой-рекой располагались массивы жилых домов. Теперь же вид из окна утеснялся постоянно возводимыми многоэтажными домами, так что пограничный статус моего дома понемногу утрачивался и превращался во внутриквартальный. Продовольственных магазинов пока не было. Кое-как, кое-где на первых этажах оборудовались места, где можно было купить хлеб, колбасу и ещё что-нибудь для сухомятки.

Пока я был здоров и работал, я привозил с собой продукты, а вот что делать в сложившейся обстановке? Нужно было что-то придумывать. Вес тела катастрофически утяжелился, мышцы, особенно необходимые в этой ситуации ног, наоборот, снизили свою функциональность из-за длительного бездействия. Поэтому, чтобы таскать такой тяжёлый вес, нужно было приступать к тренировке мышц ног в первую очередь. Для этого, по логике, нужна была пища, и в первую очередь основательная – мясная. Где и как всё это добывать, я не знал. Не зря же говорят, что беда одна не приходит. С ней, как всегда, много попутчиков, неприятностей всяких. Одна из таких неприятностей выявилась сразу же. Оказалось, что мне нечего надеть, нечего носить. Ну, разумеется, кроме обуви и шапки. Тут размеры сохранились неприкосновенно. Вот всё остальное – куда было деваться? Это значит, что вместо пятидесятого размера мне теперь требовался пятьдесят четвёртый, а то и пятьдесят шестой. Эта проблема смутила меня ещё в больнице, когда мне пришлось натягивать на себя одежду добольничных размеров. А так как другой одежды у меня пока не было и приобрести её в данной ситуации не представлялось возможным, то я старательно перешил все пуговицы на максимум. И когда я оделся в эту экипировку, чтобы выйти в свет на разведку, то увидел на стенном зеркале отражение урода.

– Ну, ладно, – махнул я на себя рукой: тут уж, как говорится, не до красот было.

Пальчиком грозил голод, а он, как известно, не тётка и вообще не родственник. Я вспомнил о соседке, которая приходила за чем-то и потом вызвала скорую помощь, но не знал, из какой она квартиры, даже с какого этажа, и, конечно, постеснялся разыскивать её, хотя бы даже поблагодарить. Я так и не узнал впоследствии: кто это, как это – лица я её не запомнил, я даже иногда сомневался: а реально ли это соседка была? Это вполне мог быть мой ангел-хранитель в образе соседки. И вот я как бы в одежде с чужого плеча, медленно, осторожно плетусь по улице, разглядывая на стенах всевозможные объявления. Вот надпись: «Продовольственный магазин». Поднимаюсь по ступенькам, захожу в подъезд.

По запаху определяю, где продают хлеб. Купил хлеба – чёрного и белого. Хлеб, как мне показалось, был выпечен ещё до исторического материализма. В квартире напротив продавались колбаса, кое-какие рыбные консервы. «Главное – чтобы это было съедобно, – подумал я, – чтобы мои ноги могли таскать моё располневшее тело». Кое-как дотащил эту еду до своей квартиры, что погрел, что поджарил, но съел. Призрак голода растаял, как туман при порыве ветра или сквозняка. Пока я был в больнице, в санатории вокруг меня были люди, были врачи, которые могли прийти мне на помощь. Здесь же я был один, и в голову лезли иногда не очень весёлые мысли. Вспомнился как-то Толя Овсюк, который работал следователем в милиции, особенно один из его рассказов – как оказалось, очень актуальный для меня в моём нынешнем положении. Причём такие случаи не очень-то и редки.

Выезжает бригада милиции по звонку соседей, которые объясняют, что их сосед долго не выходит, и дошло уже до того, что из его квартиры раздаётся тошнотворный запах. Что ж – нужно вскрывать квартиру и заходить туда. Те, кому по обязанности нужно туда заходить, смотрят на врача, прибывшего с ними. Тот, недовольно крякнув, лезет в свою сумку, наливает в синий стаканчик спирт и подаёт по очереди тем, кому ступать в эту квартиру, а кому пока не вступать, приходится только завистливо глотать слюни. После обследования и проветривания запаковывается в непроницаемый пакет труп – бывший жилец этой квартиры, вдоволь навонявший после того, как покинул этот свет.