Разворачиваются узорные хороводы, словно сувои[120]
дивной камчатной ткани... Может быть, это часть древней весенне-летней ритуальной игры «Поле», которую вскользь упоминают первые собиратели фольклора Терского берега А. В. Марков, А. Л. Маслов и Б. А. Богословский?.. Очень может быть, но наверняка утверждать нельзя. Собиратели ездили здесь в то время, когда в дореволюционной России вспыхнула мода на древний былинный эпос. Как и у всякой моды, у этой были также и отрицательные стороны: искали и записывали преимущественно былины, а все остальное отмечали лишь походя, невзначай. (Мол, это еще успеется, это еще в расцвете. А вот древнейший слой народного творчества — былины уйдут из жизни...) Вскользь замечают собиратели, что игра «поле» на возвышенных местах над морем среди цветущего разнотравья царственно прекрасна. Но не записывают ни «правил» этой игры, ни содержания, ни песен в нее входящих («успеется»). А через пятьдесят с лишним лет Д. М. Балашов еще запишет здесь остатки эпоса, но не найдет даже малейшего воспоминания о «поле». Через шестьдесят один год на всем Терском побережье лишь бабушка Катарина скажет мне, что слышала от матери о такой игре, и, напевая песни для записи на магнитофон, о некоторых скажет: «Игрома, полёва». Из памяти всех остальных знатоков родной песенности даже название это почему-то «выронилосе». Даже краевед Петр Иванович Пирогов, ученый-самоучка, ничего ровным счетом не мог сказать по этому поводу. Так, из опыта своих предшественников делаю я вывод: записывать и всячески фиксировать надо все, даже то, что сегодня кажется только что народившимся, или малозначащим, или, наоборот, долговечным, значительным. И еще один вывод: нельзя себя возводить в ранг судьи, который имеет право выносить приговор народному творчеству, сознательно что-то обрекая на уход и забвение, а что-то сохраняя. Вот, например, в 1958 году Д. Балашов записал удивительно поэтичную песню «Во тумане печет красное солнышко». Записал только текст (не было у него магнитофона). И всего через несколько лет не поют ее на Терском берегу — да и все тут. Помнит ее одна Александра Капитоновна. Записываю. Затем включаю магнитофон на прослушивание, и она поет вторую партию, подпевая всей записи первым голосом. Записываю звучание двух голосов. Затем включаюсь в этот процесс и я. В этот вечер неожиданно «налятывает» гастролирующая в сельской местности группа артистов Петрозаводской филармонии. Капитоновна берет на постой молодую исполнительницу русских народных песен (виновата, не записала ее имени и фамилии). Отчаевав и отойдя с дороги, она с видимым удовольствием прислушивается к нашему пению и включается тоже, быстро и точно схватив с помощью хозяйки третий голос. Через два дня в горнице Александры Капитоновны собирается хор. «Не помним, да не знаем, дак». Но с помощью уже сделанных черновых магнитофонных записей мы с Капитоновной доказываем, что очень легко песню «оживить». И хор поначалу нехотя, как бы ощупью, начинает вспоминать. Словно бредут в потемках. К концу этого импровизированного урока-воспоминания (а в сущности, посиделок за самоваром) песня уже звучит уверенно, на четыре голоса (и звучит в Варзуге по сей день). И запевает, как всегда в последние годы, младшая сестра Александры, Клавдия Капитоновна: