Человек идет в гору

— Быть смелым — никому не легко,— возразил Глеб.

С другого конца сада послышалась музыка.

•т- Пойдем танцевать! — воскликнула Наташа и

звонко, с каким-то облегчением засмеялась.— Хочу

кружиться, кружиться!..

„ На танцевальной площадке было тесно, но никто,

казалось, не испытывал неудобства.

— Привет стахановской школе! — крикнул долговя-

- зьий слесарь из ремонтной группы Павлин Точка,

подмигивая Глебу. — Заеятия с семи вечера до часу ночи!

Оркестр казенный, подметки свои!

— Здравств1уй, Точка! — улыбнулся Глеб.

— Был точкой, стал точкой с запятой!

— Чего так?

— Женюсь.

Горохом рассыпался по площадке смех.

Точка был навеселе, в этих случаях с него всегда

спадала напыщенность и павлинья важность, с какими

256

он исполняет обязанности секретаря цеховой

комсомольской организации.

Танцуя с маленькой своей партнершей, он вертел

головой, отпускал реплики иалево и направо,

приветствовал знакомых и никакого внимания не обращал на

девушку, которая, уткнувшись белокурой головкой в его

широкую грудь, покорно следовала за его движениями.

Глеб и Наташа выждали, пока появится разрыв

между танцующими парами, и вошли в круг. Наташа то

тихонько напевала, мечтательно полуприкрыв глаза, то

умолкала, когда они начинали кружиться.

Она видела тогда перед собой лишь два синих-синих

огонька, от которых плавилась ее душа.

Солнечными бликами играло на лице Глеба счастье...

— Хорошо! — с чувством сказала Наташа, когда

оркестр умолк и они сели на скамейку вблизи от

танцевальной площадки. — Мне кажется, даже став

старушкой, я все равно буду ходить на танцы.

— А что скажет старичок? — спросил Глеб.

— Ну, разумеется, вместе со

старичком,—рассмеялась Наташа.

По аллее шел Ибрагимов вместе со стройной

девушкой в голубом шелковом платье и светлых кремовьих

туфлях с очень высокими каблуками. Девушка показалась

Наташе знакомой. Ну, конечно! Это же секретарь Добры-

вечера — «девица с характером».

На какую-то минуту установилась в парке тишина:

умолк оркестр на танцевальной площадке, не слышались

голоса гуляющих по аллеям людей, только тихо

шептались листья тополей и кленов

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло".

Только мне не плачется — на душе светло, —

задумчиво продекламировал Глеб.

— Есенин, — укоризенно бросила Наташа.

— Что ж, что Есенин? Таланта в нем — море!

— Но и ныпгья да пьяного надрыва не меньше.

— А ты плохое отбрось и возьми у него светлую

песенную щедрость.

— Нет, йоэт не склад, не каптерка с разными

вещами. Поэт — учитель, пример для подражания. И если раз

O-444 - 17 257

я увидела в нем дурное, мне незачем искать, где в нем

захоронено хорошее. Он потерял уже к себе доверие.

— Не согласен! — воскликнул Глеб, сверкнув

горячими глазами.

— Привет Наташе и Глебу! — поздоровался

Ибрагимов.

— Здравствуй, Фарид!

Наташа приветливо замахала рукой. Глеб

сдержанно кивнул.

— Наташа, не забудь: в субботу играем.

— С кем, Фарид?

— Со «Спартаком». У них команда сильная!

Глеб незаметно вздохнул.

Неприязнь к Ибрагимову холодком просочилась в

душу. Сделав круг, Ибрагимов снова прошел мимо них.

Он что-то рассказывал девушке, а та, плохо слушая,

полунадменно прищурившись, разглядывала Наташу.

Потом она резко повернула голову, тряхнув сережками,

и смело глянула в глаза Глебу.

Глеб быстро отвел взгляд: так отдергивают руку,

когда нежданно опаляет ее огнем. Девушка, шедшая с

Ибрагимовым, звонко расхохоталась, откинув назад

голову; серебряные сережки дразнили и выплясывали у

розовых мочек ее ушей.

На стадионе завода было много молодежи.

Встреча двух сильнейших команд — комбайнострои-

телей и кожевников комбината «Спартак»—решала

вопрос, кому из них будет предоставлено право играть

со сборной волейбЪльной командой города.

Судья занял свое место и, подняв руку, свистком

объявил начало игры. Неподалеку стояла Наташа: она

была капитаном женской команды.

Гости вначале чувствовали себя неуверенно. Их

особенно смущал высокий крутоплечий парень в команде

комбайностроителей. Его мячи были до того

стремительны, что спартаковцы не успевали их брать даже с

подачи.

Первая часть игры закончилась со счетом

пятнадцать — шесть в пользу комбайностроителей.

— Десять мячей моих! — с гордостью, прозвучавшей

258

совсем по-детски, сказал Глеб Наташе, кивком головы

откидывая назад длинные волосы.

— Это-то и плохо, — быстро ответила Наташа. Глеб

обиделся, хотел что-то сказать, но Натащу окружили

спартаковцы, и он отошел подальше от площадки.

Копируя фотокорреспондентов, запрыгал перед Глебом и

засуетился, щелкая фотоаппаратом, Павлин Точка.

— Прошу поднять голову. Еще! Умоляю,

улыбнитесь! Пожалуйства, прошу вас. Улыбка чемпиона — что

может быть прекрасней! Благодарю вас! Готово!

— Брось дурака корчить! — недовольно огрызнулся

Глеб.

— Как ты сегодня играл, Глеб!—не унимался

Павлин. Он закатывал глаза и прижимал к груди руки. —

Весь стадион говорит: «Не будь этого рыженького, гости

навтыкали бы нашим!»

После перерыва спартаковцы стали играть

уверенней, дружней. Они поняли, что в команде комбайно-

. строителей, по существу, играет один, а остальные

только подыгрывают ему. Спартаковцы блокировали Глеба,