Человек из дома напротив

– Я ориентируюсь на звук, с которым наполняется емкость. Это раз. В этом ресторане мне всегда подают одну и ту же посуду, и я чувствую, какой объем нужно наливать, – это два. Опыт, и больше ничего.

– Откуда вы знаете, что я смотрю? – не выдержал Сергей.

– Вы задерживаете дыхание, когда я берусь за чайник.

Илюшин негромко рассмеялся и похлопал Бабкина по плечу.

– О чем мы говорили? – Шубин снова по-совиному крутанул головой. – А, о розыгрыше…

– И о том, что Сафонов был единственным нормальным человеком.

– Да-да. Этот случай произошел на третьем курсе. Я был болезненно застенчив, собирался свести счеты с жизнью и обдумывал, как добиться расположения одной девушки, – все это одновременно. Однажды мне не повезло задеть Матусевича. Во всех смыслах. Я ненароком огрел его палкой, а потом прилюдно исправил его неверный ответ. Профессор не стал сдерживаться в выражениях и отчихвостил парня. Артем вызывал у многих двойственные чувства: им восхищались, но в то же время кое-кому не терпелось щелкнуть его по носу. Если уж на то пошло, профессор был из той же породы, что и Матусевич: не переносил, когда кто-то сиял ярче него. Я просто удачно подвернулся под руку. Меня временно вознесли на пьедестал только затем, чтобы Матусевич почувствовал, что его считают ничтожеством.

– Этого хватило, чтобы вы стали его врагом?

Шубин широко улыбнулся.

– Где-то в октябре в одном из корпусов начался ремонт. Я в то время болел, и меня забыли предупредить, что занятия перенесены. С утра я, сонный как муха, еще не полностью оправившийся после ангины, потащился привычным маршрутом. Вошел в то здание, где никого не было, и сразу понял, что меня ждут. Сверху шел искусственный звук, запись. Голоса, шаги… Они отражались от стен, и я стоял внизу как в ущелье, по которому скачет эхо. Можно было развернуться и уйти. Но мне стало любопытно, что задумал Матусевич.

– Как вы узнали, что это он?

– Мне помогла Сенцова, сама того не зная. У нее были резкие духи с нотой ладана, больше никто такими не пользовался. А где Люба, там и Артем. Я слышал, как они бегали вокруг… довольно качественная имитация факультета перед началом лекции. Не поленились даже притащить аппаратуру! Если бы к ним попал зрячий с завязанными глазами, у них бы все получилось.

Макар недоверчиво покачал головой:

– Проделать это с вами было самонадеянно.

Шубин кивнул.

– Невозможно спутать переполненное помещение с пустым. Звук распространяется по-другому. И запахи… Там воняло краской, но не людьми. Пот, заношенные свитера и пальто после химчистки, носки, одеколоны, жвачки, кожаные сумки, прокуренные волосы, руки, которые вымыли с мылом после туалета, – пахнет все. Я молчу о девушках во время менструации.

Бабкин покраснел.

– Человека с собакой чувствуешь за три метра. Если собака мокрая, за восемь. – Шубин взмахнул рукой, привлекая внимание официанта, и попросил десерт. – Я направился в аудиторию (в которой никого не было, естественно) и услышал, как за моей спиной они чем-то перегораживают коридор. Я оказался заперт в подобии тоннеля без окон. На это они и рассчитывали: у меня не было возможности позвать на помощь.

– А как же телефон? – спросил Бабкин. – Вы ведь могли позвонить?

– Они это предусмотрели. Поставили глушилку. Я пробовал – связи не было.

Бабкин озадаченно крякнул.

– Как-то все это выходит за пределы безобидного розыгрыша, – сказал Макар.

– Никто и не обещал: «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость». Кстати, вам известно, как эта фраза звучит в оригинале у Джоан Роулинг?

– Нет.

Бабкин, который «Гарри Поттера» не читал, промолчал.

– «I solemnly swear that I’m up to no good» – «не замышляю ничего хорошего». Матусевич с его компанией не готовили для меня милых приколов. Планировалась шутка с порцией унижения, или унижение, которое можно выдать за шутку. Они перегородили коридор и заперли меня в каменной кишке без туалета, воды и еды.

– Сколько же они планировали вас продержать?

– Пока я не запрошу пощады, – безмятежно отозвался Шубин.

– Долго вы терпели? – спросил Сергей. Он не мог поверить, что взрослым остолопам могла взбрести в голову мысль издеваться над инвалидом.

Шубин рассмеялся, и Бабкин внезапно понял.

– Ничего вы у них не просили… – медленно сказал он.