Человек из дома напротив

Она выскользнула из каморки, прежде чем Алексей успел сказать хоть слово.

Первый денник, второй, третий. Тяжелые шаги приближались. Анна отодвинула засов, стараясь издавать как можно меньше шума, и просочилась внутрь.

Маскарад радостно потянулся ей навстречу.

– Тихо, милый, тихо, – шепотом взмолилась девушка.

Она постаралась взять себя в руки. Рядом с перепуганным человеком занервничает любая лошадь.

– Ложись, ложись…

В пяти шагах от нее заскрипела дверь каптерки.

– Ой, здрасте, извините! Вы за мной? Я еще не переоделся, у меня через десять минут… Только мне тренера-девушку обещали…

Студент тараторил как стопроцентный новичок. Молодец, Алексей Иванович, подумала Анна, какой же ты молодец, осталось и нам с тобой, Маскарад, выступить так же убедительно, и все будет хорошо…

Дверь захлопнулась. Маскарад громко вздохнул и опустился на солому, повинуясь движению маленькой руки.

Фризский тяжеловоз – не самая крупная порода, но по сравнению с остальными лошадьми на конюшне Маскарад был огромен. Анна сжалась в комок за его широкой спиной. Лишь бы не вскочил… Ей пришло в голову, что тот, кто идет по конюшне, сам напоминает тяжеловоза.

Возле Аниного укрытия он замедлил шаг. Маскарад заволновался, заржал. Значит, денник осматривают.

– Тише, тише, – успокаивающе проговорил человек и двинулся дальше.

Он дошел до второго выхода – Анна безошибочно определила это, услышав, как белоснежная ахалтекинская лошадь Сахара злобно бьет копытом в доски, сердясь на чужака. Постоял там и вернулся обратно.

– Слышь, добрый человек, не нашел я там Ани, – пробасил он.

– А-а, значит, на третьей леваде. Как выйдешь, направо.

Голоса доносились из-за угла. Анна не стала ждать продолжения. Она выбралась из-за Маскарада, на секунду прижалась лбом к его умной морде:

– Спасибо.

Спустя минуту ее не было на конюшне.

Студент дождался, пока все стихнет. Натянул свои джинсы. Толкнул дверь и невольно вздрогнул: за ней стоял верзила с перебитым носом, заглядывавший в каморку пять минут назад.

– Ой, я вас испугался, – самым естественным тоном сказал Алексей. – Что, уже заниматься? А шлем вы даете или лучше принести свой?

Верзила усмехнулся.

– Голову защищать – это правильно, – одобрил он. – Пойдем, джигит. Побеседуем насчет твоей подруги.

Никита Сафонов

1

Похоже, березы преследуют меня. Я долго брел, задумавшись, и в конце концов обнаружил себя в парке «Березовая роща». Район был мне прекрасно знаком. Мы жили ближе к метро, на Новопесчаной. После смерти мамы продали квартиру и поделили деньги с Таней пополам. И что сделал я со своей частью? Вложил ее в бизнес. Прошло немало лет, но, кажется, не было ни одного утра в моей жизни, когда я не спрашивал бы себя, бреясь перед зеркалом: Никита, зачем ты это сделал?

Мой компаньон утверждал, что крошечный изысканный ресторан – то, что нужно спальному району. Французская кухня, свечи, свежие цветы на столе. Клиенты приходят семьями. Становится традицией отмечать праздники у нас!

А ведь мне достаточно было посмотреть на кафе неподалеку от моего собственного дома, где в хорошие времена я обедал и ужинал. За год закрылись три из пяти. Будь у меня побольше ума, я спросил бы у компаньона: отчего он думает, что нас не постигнет та же участь?

Интересно было бы послушать его ответ. Ей-богу, очень интересно! Пока я сижу в парке на голой скамье, без денег, с начисто отбитой памятью, он валяется под пальмами где-то на пляжах Таиланда. Переехал туда жить – говорят, климат там полезней для здоровья, чем в России.

Мы не продержались и восьми месяцев. Клиентов не было, а те, что изредка заглядывали к нам, хотели не жульенов, а хот-догов. Мой компаньон свалил раньше, чем все рухнуло, так что завалы пришлось разгребать мне.

Кто-то однажды сказал, что он удрал, испугавшись меня. Будто бы я собирался его прикончить.

Очень смешно!

Мама часто упрекала меня: «Ты слишком мягкий». Кроме нее, я слышал эти слова еще от Вано Мабишадзе в пятом классе. Как сейчас помню: лежу на спине, точно опрокинутый жук, и толстозадый Вано прижимает к моему животу свою ступню в кроссовке «Нью Бэланс». «Что-то ты слишком мягкий, Сафа!»

Школа запомнилась мне как десять лет унижения. Нет, надо мной не издевались всерьез, боже упаси. Никто не забрасывал мою сменку на провода и не заливал мою белую рубашку кровью из моего же собственного носа. Но все, от директора до уборщицы, безмолвно сообщали мне: ты жалок.

И, разумеется, одноклассники. Среди них я остро ощущал собственную ничтожность. Я был сорняк среди садовых культур, которому одна дорога – на компостную кучу.

Вряд ли Артем Матусевич догадывался, кого он зовет попробоваться в своем спектакле. И уж точно ему не приходило в голову, что он сделал для меня.

Дерзкий, веселый, самоуверенный, не терпящий соперничества, бешеный, душа нараспашку, всегда добивающийся своего. Он нуждался во мне – во мне, слабаке и бывшем изгое! А ведь я перестал быть таковым исключительно благодаря ему.

Все изменилось благодаря ему.