Администратор поднял бровь. Прием был многократно отрепетирован перед зеркалом. Он читал, что одним лишь движением брови джентльмен может выразить больше, чем плебей с помощью всего своего словарного запаса (разумеется, плебейского).
В ответ нахал сделал невообразимую пакость: тоже вскинул бровь, зеркально отразив администратора, и одновременно насмешливо сощурил глаз.
После этого надеяться ему было не на что. Шут гороховый.
– Цирк у нас на Цветном бульваре, – сказал администратор.
– …и на Вернадского еще, – ухитрился вставить нахал.
– …если хотите поразить зрителей…
– …и на Мельникова тоже есть!
– …обращайтесь туда.
– Увы, там нет моего друга.
– А вы поищите! – не удержался администратор.
Парень вскинул на него очень ясные серые глаза.
– Мирным путем достигнуть согласия не удалось, – с сожалением сказал он. – Придется зайти с другой стороны. За последний час, голуба, ты поселил троих по загранпаспорту…
Администратор сначала уловил фамильярный переход на «ты», а затем уже смысл сказанного, и смысл этот был нехорош. Он вздрогнул и уставился на наглеца. Если только этот тип не сидел в кафе на дальней стороне улицы и не глазел в бинокль, значит, он провел в фойе кучу времени. Как он мог его не заметить?
– Имею право, – выдавил он. – По закону.
– Какому закону? – ласково спросил парень. – Согласно постановлению правительства ты имеешь право регистрировать клиентов по загранпаспорту только в том случае, если тебе его предъявляют не граждане нашего великого государства. А граждане, хоть даже летящие из Нижнего Новгорода в Воркуту с пересадкой в Москве, должны показывать наш, российский. И ты об этом, дружище, знаешь лучше моего.
Отчеканенное «согласно постановлению правительства» сказало администратору все, что нужно было знать. Это проверка. Они доигрались.
Вернее, он доигрался.
Три минуты спустя светловолосый парень вышел из лифта на десятом этаже.
– И стоило огород городить, – пробормотал он. – Номер десять четырнадцать, налево по коридору.
– Четырнадцатое ноября! Боря Лобан приезжает на Долгоруковскую и заходит в первую попавшуюся арку. Стоит, курит. Бычок прячет в пакет и кладет в карман. Он потом нам его предъявит. Боря очень хочет доказать своему кумиру, что он слеплен из того же теста. Или даже превзойти его – чем черт не шутит! Вам в жизни не догадаться, что он сделал!
Василий откупорил вторую бутылку коньяка и повалился в кресло.
– Он купил сигареты в табачной лавке возле арки. У девчонки лет двадцати, курносой толстухи в дешевых золотых колечках. Откуда мне известно, как она выглядела? Потому что это ОНА ЗАШЛА В АРКУ, ваша честь, всего десять минут спустя после того, как Боря отвесил комплимент ее красоте. В своем духе, ясен пень. Он сказал: «Подарил бы тебе цветы, но поблизости нет цветочного». Девчонка возьми да ответь, что цветочный есть возле метро. «Дошел бы до метро, но нет денег», – отвечает ей Лобан. Толстуха засмеялась и сказала Борьке спасибо уже за то, что купил сигареты, потому что клиентов мало, а хозяин ругает ее, словно она их должна вылавливать сачком, но филонит. Они расстались довольные друг другом. А через десять минут она выскочила за угол покурить, и Лобан ее прикончил. Хватило двух ударов. О, Боря собой гордился! Даже Матусевичу понадобилось три. Артем так хвалил его, что Любка фыркнула и ушла.
Сенцова не была бы Сенцовой, если бы не выкинула что-нибудь, чтобы перебить Борькин успех. Двадцать седьмого ноября она пришла… вы спрашиваете, ваша честь, куда именно? На ту же улицу, где так отменно показал себя Боря. На Долгоруковской ДВЕ арки по разным сторонам дороги. Ее не остановила мысль, что со дня убийства везде могли повесить камеры. В арку вошел парень, и вот тут Любе повезло меньше, чем двум моим друзьям. Он был в кожаной куртке. Ее первый удар пришелся по карману, в котором лежал бумажник, и нож
Зал судебных заседаний плыл вокруг Василия, лица раздваивались. Он поднес бутылку к губам и изумился, увидев, что она наполовину пуста.
– В то время мы уже не собирались в кафе. Даже Артема навещали поодиночке, а потом визиты и вовсе сошли на нет. «Мы – успешные преступники, – повторял Артем, – мы рискуем, но не допускаем ошибок». Ха-ха-ха! Они, то есть мы, то есть все-таки они, посылали друг другу фотографии жертв в чате. В чате! Вы можете себе представить такую наивность, ваша честь? Но Эмиль заверил, что доступа нет ни у кого, кроме нас, и мы поверили. Хотя все равно никого не поймали…
Василий почувствовал, что у него заплетается язык. Он сделал глоток, и мысли вновь обрели ясность.