Человек из дома напротив

Он думал, для убийства нужна причина. Но оказалось, некоторые просто берут и вычерпывают из себя смерть, и протягивают ладони, в которых плещется бурая жижа, и глаза их светлы, а на губах у них улыбка.

Легкость, с которой они делали это, опьяняла. Как будто никто не убивал до них. Как будто они первые открыли смерть.

Было что-то невероятно возбуждающее в мысли, что ты и никто иной решаешь, кому жить, кому умереть. Право воткнуть нож в любого встречного приподнимает над законопослушной толпой, и ты, убогий рохля, не способный приструнить вздорного старика, обретаешь невиданную силу. Удивительно, но в первые дни после того, как Матусевич прикончил свою жертву, Василий даже стал снисходительнее к папашиным придиркам. Невыразимый ужас сосуществовал в его душе с благодушной терпимостью: что тебе выкрики злобного старого ублюдка, когда ты в любой момент можешь выключить его? Ефим звериным чутьем почувствовал в сыне перемену – и притих. И, не переставая мысленно захлебываться криком в падающей вагонетке, Клим в то же время ощущал смутное сожаление: не расставить все по своим местам, не показать, кто здесь главный.

– Все остальное вы знаете, – выговорил он, разглядывая мраморный пол и боясь поднять глаза на присяжных. – Я не хотел бы… Пожалуйста, не заставляйте меня это повторять! Седьмое декабря и семнадцатое декабря… Если б я знал, я бы все это остановил! – вдруг выкрикнул он, сжав кулаки. – Клянусь вам! Если бы я понимал, чем все закончится… Я сбежал, потому что иначе он убил бы меня!

Мраморные плиты начали двигаться, но сам Василий загадочным образом при этом оставался на месте.

– Теперь, когда я все рассказал, я свободен?

Судья покачал головой.

– Я никого не убивал, ваша честь! Я ни в чем не виноват!

Под мантией никого не было. Парик болтался на трости, с которой ходил слепой Шубин.

Василий обернулся и увидел, что на скамье присяжных сидят только двое: Вика Косинец и мама Никиты Сафонова. Василий как-то навещал ее в больнице вместе с Никитой. У него осталась в памяти ее улыбка и выражение детской радости, когда она увидела пакет, пронесенный контрабандой под свитером: пирожки с капустой, которые испекла ее старшая дочь, и бутылочка домашней наливки, стыренная Климом у папаши.

– Ты виноват, – сказала она, сочувственно улыбаясь.

– Ты виноват! – кивнула Вика.

– Не смейте так говорить! – заорал Василий. – Вы… дуры!

Вокруг закричали. Прокурор метнул пять ножей, и они, умножившись на лету, воткнулись в стену, образовав крест.

– Прекратить балаган! – Судья, вновь материализовавшийся внутри мантии, принялся колошматить тростью по столу. – Пре-кра-тить!

Последний удар пришелся Васе в висок.

Он вздрогнул и очнулся.

В дверь стучали.

5

– Кто там? – глухо спросил Василий из-за двери.

– Здравствуйте. Я по поводу Никиты Сафонова.

Наступила тишина. Илюшин собирался постучать второй раз, но тот же сиплый голос вдруг произнес:

– Я вам не верю. Отойдите от двери.

– Отойти-то я отойду, – согласился Илюшин, – но Сафонов от этого не появится. Позвоните его сестре, она подтвердит мои слова. Его вторую неделю ищет полиция.

– Кто вы такой?

– Частный детектив. Меня наняла Татьяна. Вы помните Таню, его старшую сестру? Она очень волнуется, Василий.

Через дверь Макар слышал тяжелое хриплое дыхание.

– Мы можем спуститься и поговорить в фойе, – предложил он.

В глубине здания лифт издал страшный лязгающий скрежет. «Средство перемещения грешных душ в ад, а не грузоподъемная кабина», – подумал Макар.

– Как вы узнали, где я остановился?

– Во-первых, я пообщался с Викой, – спокойно ответил Илюшин, – во-вторых, припугнул местного портье. – «Удивительно, какими старыми напыщенными чурбанами бывают люди в двадцать пять лет», – добавил он про себя. – Василий, нам действительно очень пригодилась бы ваша помощь.

Дверь чуть-чуть приоткрылась. Над натянувшимися звеньями цепочки в темноте показалось багровое лицо.

– Чем вы припугнули портье?

– Что? А, это… – Макар небрежно махнул рукой и заметил, что Клименко вздрогнул. – Здесь любят селиться командировочные, летящие за границу, и администрация закрывает глаза на то, что у многих нет российских паспортов. Не все берут с собой в поездки два паспорта, согласитесь.

– Я всегда беру, – глухо отозвался Василий.

– У вас ответственный подход к делу. Я наобум сказал портье, что он регистрирует клиентов по загранпаспортам; он испугался и выдал мне номер вашей комнаты. Но стоял насмерть! – прибавил Макар.

И снова увидел, как мужчина вздрогнул.

«В черном, белом не ходить, «да» и «нет» не говорить. – Илюшин поставил мысленную зарубку. – Руками не махать, голоса не повышать, слово «смерть» не упоминать ни в каком контексте».

– Мне кажется, вы напуганы, Василий. Что случилось?

– Я виделся с Сафоновым, – помолчав, сказал Клименко.

– Когда?

– Десятого числа. Его убили?

– Последний раз его видели пятнадцатого октября. Через пять дней после встречи с вами он был жив и здоров…

Макар осекся. Человек за дверью захохотал. Он трясся и булькал, словно внутри него ходуном ходило болото, и цепочка тряслась и бренькала, отвечая ему противным металлическим хихиканьем.