К утру Клименко так и не пришел в себя. Зато Илюшину удалось дозвониться до Вики Косинец; она была так подавлена, что не удивилась расспросам клиента, приходившего на маникюр несколько дней назад. Да, сказала Вика, я приехала к нему на общественном транспорте, он звонил мне с большими предосторожностями, с чужого телефона, и был напуган… Нет, он ничего не рассказал, вообще не упоминал об этом, а я не стала расспрашивать. Вчера мне почудилось, что кто-то шел за мной, но я списала это на усталость, знаете, иногда везде мерещатся преследователи. Это из-за меня Васю нашли, да?
Тут она зарыдала, и разговор оборвался.
– Мы подтвердили то, что знали и так, – сказал он Сергею. – Косинец приехала к Васе около трех часов дня, пробыла у него до шести. Мы вошли в гостиницу в девять. Почему Балаклава бездействовал несколько часов?
Бабкин пожал плечами.
– Ждал темноты.
Илюшин посмотрел на него с сомнением.
– Если на то пошло, днем попасть в здание намного проще. Отель под завязку забит постояльцами, как курятник птицами, легко увязаться за кем-нибудь из вошедших. Или он ждал, пока отлучится консьержка? Он сам посмотрел в ее записях номер комнаты, не привлекая внимания.
– Исчерпывающе ты сам себе все объяснил, – удовлетворенно сказал Бабкин. – В больницах и моргах Сафонова по-прежнему нет. Порошина не может вспомнить секций, которые он длительно посещал в детстве: говорит, Никита был болезненный пацан, полгода настольного тенниса – это его максимум, к тому же он любил занятия, которые не требуют компании. Несколько лет назад он решил научиться ездить верхом, но слетел с лошади в первый же день, здорово ушибся и бросил это дело. Не самый удачливый чувак, с какой стороны ни взгляни.
– Ясно. Все, ковыряй землю носом, а я в Зеленоград.
Макар вернулся ближе к вечеру, совершенно выбившийся из сил.
– Все хуже некуда, – сказал он и повалился в кресло. – Козлова не появлялась в общежитии. Студент подал заявление в полицию. Он, как и мы, додумался до идеи, что Анна прячется на другой конюшне, и вчера даже проверил возможное укрытие. Нет ее там.
– С чего бы нам ему доверять?
– Потому что я только что оттуда. Частная школа верховой езды в Химках, там мне очень удивились и сказали, что не понимают ажиотажа вокруг Козловой.
– Ажиотажа?
– Три человека спрашивали о ней за последние два дня.
Бабкин уставился на Макара.
– Я, студент и какой-то старый вонючий хмырь, – пояснил Илюшин. – Голову дам на отсечение: Балаклава отправил вместо себя бомжа, чтобы тот все выяснил, и либо заплатил ему, либо, по своему обыкновению, прикончил.
Сергей выругался.
– Вот же сволочь какая! Нигде свое рыло не светит. А как он узнал, что искать нужно именно в Химках?
– В зеленоградскую конюшню сегодня утром заявилась бойкая тетка, представилась Аниной родственницей и стала выпытывать у конюхов, где может находиться ее любимая племянница. Те и сами были обеспокоены. Они поразмыслили и вспомнили, что с год назад в Химки перешла работать девушка, с которой Козлова дружила. И, разумеется, назвали тетке адрес. Бомж побывал там сегодня в десять, опередив меня на три часа. Мы отстаем от Балаклавы на один шаг.
Стемнело быстро, как зимой. Илюшин сидел в кресле, выводя бессмысленные загогулины на своем ватмане. Бабкин за столом выстраивал список из тех, кого предстояло проверять в первую очередь. Список получался куцый. Необщительным человеком был Никита Сафонов.
«Был!» Сергей мысленно обругал себя.
– Тебе бы дудлы рисовать, – сказал он, покосившись на каракули Макара, – а не этих… кракозябр.
– Какие еще дудлы? – рассеянно спросил Илюшин.
– Спроси у Маши. Она даже купила специальные ручки, линеры, это что-то вроде тонких фломастеров. Два альбома уже изрисовала, каждый лист хоть в рамку и на стену.
– А-а, видел.
Наступила тишина. Илюшин вертел в пальцах карандаш, глядя в черное беззвездное небо.
Комусо – японские монахи, «монахи пустоты». Они собирают милостыню, надев на головы шляпы, плетеные из тростника, похожие на корзины. Под ними не видно лиц. Шляпа символизирует собой отречение от мира. Кому подаешь ты, прохожий? Пустоте, человеку без лица; на груди у него висит табличка со словами «не рожденный, не умирающий».
Говорят, в наше время корзина нужна, чтобы люди не ощущали неловкости, проходя мимо нищего.
Говорят, под ней скрывается беглый преступник.
Говорят, под ней слепец, урод с рассеченным лицом, женщина, черт со свиным рылом.
Говорят, тот, кто осмелится нарушить обет комусо и заглянуть под корзину, станет одним из них.
Илюшина обнимало мягкое кресло и в то же время подталкивал в спину теплый ветер. Он шел по длинному пустынному берегу реки. На песке ржавела лодка с названием «Дикий», написанным одним иероглифом; под ней был похоронен Шекспир.
Илюшин остановился.
У воды стоял монах с корзиной на голове. Макар огляделся: вокруг не было ни души.
Затаив дыхание, он приблизился к монаху.
Преступник?
Женщина?
Черт со свиным рылом?
Или он поднимет корзину, а под ней окажется пустота? «Не рожденный, не умирающий…»
Илюшин подошел к монаху и остановился. Фигура в длинном одеянии не двинулась с места.