В основном, это были закусочные салаты «Оливье» и «Свекольный», а также мясо по-французски с картофелем фри.
Из напитков была минеральная вода и сухое вино «Мальбек», которое дядя Абрам мог легко определить по вкусу.
Мысль о побеге, так часто посещавшая его в темноте казалась бессмысленным абсурдом.
Дядя Абрам не раз и не два ощупывал стены всех комнат, но прямые и гладкие поверхности стен свидетельствовали об отсутствии какого-либо выхода.
– Надо же, какой гад! – ругался он и порой колотил в стены кулаками, пока не разбивал их до крови.
– И охота тебе дурака валять! – жалела дядю Абрама Рита и опять давала ему как младенцу свою грудь.
Дядя Абрам пил молоко с наслаждением, все больше привыкая к нему как к основной пище.
Очень часто он чувствовал себя младенцем, сидящим глубоко в утробе своей матери.
Ему было очень спокойно и хорошо, а потом на него сходила в этой темноте такая лучезарная благодать, что он плакал от удовольствия, иногда повизгивая как маленький поросенок, и вот в этот самый жгучий момент упоительной радости, когда дядя Абрам сосал ее грудь, а продюсер говорил не уставая о разлагающемся обществе,
Рита вдруг завыла, царапая плечи дяди Абрама длинными, наполовину обломанными ногтями.
И дядя Абрам все понял, и мгновенно отпустил ее сосок, и заорал:
– Ублюдок! Она рожает!
– Что?! Что здесь такое?! – уже запищал беспокойно продюсер, его голос почему-то сразу превратился в бабий.
– Эй, недоносок, если с ней что-то случиться, то тебе не жить! – прокричал дядя Абрам под незатихающий вой Риты.
– Я ничего не знаю! Я ничего не могу! – взвизгнул продюсер.
– Скотина! Врубай свет! – крик дяди Абрама оглушил продюсера, у него даже перед глазами поплыли все экраны мониторов, и он как в каком-то странном бреду нажал на кнопку.
В ярко вспыхнувшем свете дядя Абрам увидел вздрагивающее тело Риты уже лежащее на полу. Он бережно поднял ее и перенес на диван.
Отовсюду из стен доносилось увеличенное в несколько раз шумное дыхание и жалобное причитание продюсера: Господи! Помоги! Я не виноват! Господи!
А здесь в большой комнате на диване лежала его Рита, как подбитая окровавленной стрелой птичка и жалобно стонала. Боль внизу живота давно уже стихла, но Рита все равно продолжала стонать, почему-то ей захотелось узнать, что в такой ситуации сделает продюсер, и что сможет сделать дядя Абрам.
Конечно, она была очень довольна его громкими и раскатистыми криками, но она также хорошо понимала, что дядя Абрам бессилен, но вот продюсер с его жалкими причитаниями и поминанием Божьего имени вполне мог проявить к ней истинную жалость и сочувствие, хотя прошла какая-то минута, и продюсер неожиданно успокоился.
– Это не моя вина, что вы так сильно друг друга возбуждаете! Могли бы проявить и некоторую разумность!
– Сука! – сплюнул дядя Абрам. – Какая ты все-таки сука!
– Сука женского рода, а я мужского! – по-идиотски хохотнул продюсер. Он уже пришел в себя и даже спокойно мог встретить смерть Риты или ее недоношенного ребенка.
Рита не выдержала этого раздражающего хохота и, встав с дивана, обняла немного ошеломленного дядю Абрама.
– Ха-ха-ха! – громко захохотал продюсер. – Надо же какая притворщица!
– Я не притворщица, ублюдок! – крикнула она и тут же шепнула дяде Абраму: Мне на самом деле было больно, но это уже прошло, и тебе больше не надо сосать мою грудь! Когда ты ее сосешь, то вызываешь сокращение моей матки.
– Милая, как я тебя люблю, – прошептал, целуя ее, дядя Абрам. Из глаз у них обоих лились слезы, а яркие огни в их глазах разливались всеми цветами радуги.
– Ну, признавайся, Маргарита Ивановна, что ты просто пошутила! – не отставал от них продюсер.
– Что ему сказать?! – шепнула Рита.
– Скажи, что думаешь, – ответил шепотом дядя Абрам.
– Ваша мечта получить от меня похвалу как от вашей жертвы, ибо вы – мой палач, – заговорила Рита, – но мне все по х*ю, а вас жаль, хотя бы потому, что вы не видите звезд, и не мечтаете ни о какой красоте! Наверное, вы самый жалкий и никому не нужный человечек на земле!
– Ну, Маргарита, ну, молодец! – издал свой протяжный голос продюсер. – Можно сказать, впервые услышал от тебя умную речь, почти лишенную мата!
– Заткнись, падла! – звонко крикнула Рита.
– А грудь у тебя прелестная! А эти три тройки совсем меня сводят с ума! – хихикнул продюсер. – Интересно, что они означают?
– Не скажу! – Рита уткнулась в плечо молчащему дяде Абраму.
– Молчи и ничего не говори, – шепнул он.
– А если я отключу свет, если ты мне не скажешь, что тогда?! – злорадно усмехнулся продюсер. – Даю на размышление минуту!
– Что делать?! – прошептала Рита.
– Соври что-нибудь, – вздохнул дядя Абрам.
– Ну, так, что, Маргарита, твоя минута истекла!
– Это мой символ, – быстро заговорила Рита, – первая тройка означает: Рождение, Жизнь и Смерть! Вторая тройка: Веру, Надежду и Любовь! Третья тройка: я, мой возлюбленный и мой ребенок!
– Да, ты я погляжу, стала здесь философкой! – продюсер чем-то защелкал в микрофон, возможно, своими толстыми пальцами. – Ну, что же этот день почти прошел, у вас в запасе еще два дня! Все зависит только от меня!