Человек из красного дерева

Меня вывели в коридор.

– Руки за спину. Вперёд.

Кряжистый двигался позади, а впереди – второй, совсем молодой парнишка с тяжёлой деревенской походкой.

– Вниз по лестнице, – приказал кряжистый.

Спустились на первый этаж; навстречу поднялся, неторопливо и глядя себе под ноги, следователь Вострин, – он посмотрел на меня вскользь, как на незнакомого, и отвернулся.

С площадки первого этажа коридор вёл направо – к выходу, и налево – в камеры ИВС.

Тут я понял, что лучшего момента не найти, развернулся и ударил кряжистого конвоира кулаком в лицо, – но как следует не попал, не хватило сноровки; конвоир упал на пол, не отключился и закричал.

Я повернулся к шагающему впереди, ударил и его, и снова не попал, ударил ещё раз, и ещё; опрокинул, перескочил – и побежал к выходу. Справа пролетела стеклянная стена с окошком, за стеклом сидел дежурный, и у него, я знал, под рукой есть кнопка, мгновенно закрывающая входную дверь, крепкую, тяжёлую стальную дверь с большим замком, я бы не смог её выбить при всей своей силе.

Но дежурный не успел, к моему счастью. Он услышал крик упавшего кряжистого конвоира, но не сообразил, что происходит.

А кряжистый орал:

– Стоять! Стоять!

Я уже открывал дверь, когда за спиной прогремел выстрел, за ним ещё один. Горячее, колючее дважды сильно ударило в спину.

19

Выбежал, рванул направо, по тротуару, обсаженному сиренью, – туда, где оставил “Каравеллу”.

Пролетел сто метров, оглянулся: меня никто не преследовал.

Локтем выбил боковое стекло. Открыл дверь, влез.

Ключи я отдал Застырову, но под сиденьем лежали вторые ключи, дожидаясь именно такого случая.

Погнал прочь, переулками, объезжая утренние заторы на главных дорогах.

Всё-таки я был местный, хорошо знал город.

Вот он, мой маленький город, в полдень, людей мало, только пенсионеры ходят туда-сюда, из магазина в магазин, ищут, где на десять рублей дешевле мыло или свёкла.

Однажды показалось, что за спиной воют полицейские сирены, – потом звук пропал; возможно, я сам его придумал.

Выехав из города, остановился, вышел, набрал с обочины грязи и замазал номера.

Конечно, меня найдут, но не сразу. Может, замазанные номера помогут. Застыров и Вострин знают про Криулино, но я всё равно доеду быстрее. Вот уже и нужный поворот, а за ним второстепенная дорога, тут можно и притопить, и обогнать, быстро преодолеть эти двадцать щербатых, ухабистых километров, тут уже нет камер, тут не стоят пикеты дорожной инспекции, это просто плохая дорога, ведущая в тупик.

А за поворотом на Криулино дорога ещё хуже, асфальта нет.

А на подъезде к дому Читаря и дороги нет, никакой, только стежа, пробитая в траве колёсами “Каравеллы”; скоро по этому следу проедут и другие, но сейчас пока не надо об этом думать.

20

Читарь стоял во дворе, подняв лицо к небу, опирался на палку. В небе не на что было смотреть: низкие облака, то и дело падал и пропадал холодный майский дождь. Солнце появилось только с утра, ненадолго.

– Пойдём в дом, – сказал я.

Он послушно заковылял следом.

– У тебя в спине дырки, – сказал Читарь. – Стреляли, что ли?

– Угадал, – ответил я. – Полиция стреляла. Уже сюда едут.

– Тогда беги. Я один управлюсь.

– Зачем бежать? – спросил я. – Уйдём, как всегда уходили. Когда они нас обложат, я подожгу дом.

Читарь задрожал и нервно замахал свободной рукой.

– Нет, – сказал он. – Никакого огня, никаких самосожжений. Прошлый раз был последний, я больше не хочу. Да и книги жалко. А тебе надо уезжать. Там, в верхнем ящике стола… есть деньги, и карточки, пин-код везде один и тот же, один-семь-два-два, год нашего рождения. Давай исчезни пока, пропади в Москве, в Твери, в Новгороде, наши тебя найдут, помогут.

– А ты? – спросил я.

– А я – всё, – произнёс Читарь. – Я тут остаюсь. Тут мой дом, тут моя родина. Тут я висел в храме, в образе Андрея Первозванного, на косом кресте. Тут я встречу конец своего материального тела. Но помни, – Читарь поднял палку и погрозил, – помни, братик, что у меня будет к тебе последняя просьба, и ты поклялся, что не откажешь.

– Не откажу. А теперь давай собираться. У нас есть полчаса. Можешь взять книги, какие хочешь.

– Никуда не поеду, – сказал Читарь. – И в огонь тоже не пойду.

Он сорвал с горла и с пояса красные нитки, повязанные моей дочерью. Скомкал обрывки в трясущейся руке, стал наматывать на палец. Мне было неприятно это видеть; вспомнил Мару и Дуняшку. Отвернулся.

– Лучшие книги уже спасены, – продолжал Читарь. – Братья получили наши посылки. Знание будет сохранено, а потом, даст Бог, и приумножено. Но уже без меня.

– И без меня, – сказал я. – Дай-ка телефон.

21

Вышел из дома под дождь, набрал номер Дуняшки.

– Привет, это я.

Она обрадовалась.

– Папа, я скоро к тебе приеду!

– Не надо, – ответил я. – Пока оставайся в Москве. Мне самому нужно уехать, надолго. Не знаю, когда вернусь. Выслушай меня, пожалуйста. Тебе нельзя доверять Маре, она – язычница.

– Я знаю, – сказала Дуняшка. – А что тут такого? Она столько всего интересного рассказывает! И она купила мне красивые платья. Я пришлю тебе фотографии!

– Не присылай, – сказал я. – На этот номер не звони, сотри его. Обязательно.