Человек из красного дерева

– А ты, – простонал, как ржавая дверная петля, – а ты, братик… Ты – имей в виду… Когда придёт мой час – я выскажу последнюю волю, и ты её исполнишь. Отказать – нельзя. Кто умирает – тот всегда прав. Запомни.

– Всё сделаю, – пообещал я. – Но ты ещё потяни какое-то время.

В семь утра зазвонил мой телефон.

– Разбудил? – спросил Застыров.

– Нет. Я рано встаю.

– А давай зайди ко мне, – попросил Застыров; по-моему, он что-то жевал. – Сегодня с утра зайди. Подпишешь уведомление о прекращении уголовного дела. Это займёт десять минут.

– Конечно, – сказал я. – Заодно кое-что тебе расскажу.

– Тем более приходи, – разрешил Застыров. – Только по-любому. Две подписи поставишь – и свободен.

16

В половине десятого я вошёл в его кабинет. Сразу натолкнулся на неприятный, тяжёлый взгляд, понял, что дело плохо; Застыров кивнул мне молча, вышел за дверь и сразу вернулся; сел за стол, нервно потёр ладони.

– Так, – сказал он. – Антип. Хорошо, что сам пришёл, молодец. Сейчас ты будешь сидеть вот на этом стуле, где сидишь. Ни в коем случае не дёргайся, не вставай, не повышай голос, иначе я могу расценить это как сопротивление при аресте и применить оружие. Ты меня понял?

– Понял, – ответил я.

За окном кричали птицы, приветствуя утреннее солнце.

– Хорошо, – продолжал Застыров, подбадривая себя мелкими движениями рук, плеч и подбородка. – По закону я обязан допрашивать тебя вдвоём с другим сотрудником… В нашей системе одиночные допросы запрещены. – Он посмотрел мне в глаза. – Но мне кажется, в конкретной ситуации нам будет лучше сначала поговорить вдвоём. – Он улыбнулся. – Мы всё-таки почти родственники. Я тут пытался вспомнить, с какого года я тебя знаю, – у меня вышло, что с восемьдесят восьмого. Я ещё малой был, а тебя помню как взрослого парня. Помню, ты починил мне мопед.

– Было дело, – сказал я. – Починил.

– Ага, – сказал Застыров. – Это было тридцать с лишним лет назад. С тех пор ты не изменился.

– Ещё как изменился, – сказал я. – Просто внешне не постарел. У нас в роду у всех мужиков такая особенность. Я молодо выгляжу, бывает.

– Ладно, – сказал Застыров. – Это неважно. Вот, сюда смотри. – Он двинул ко мне бумагу с чёрными грифами и подписями. – Это заявление на тебя, написал гражданин Твердоклинов Николай. Ты нанёс ему тяжкие телесные повреждения. Вот справка из травмопункта, зафиксирован перелом голени со смещением. Есть свидетель, его жена.

– Он сам, – сказал я, – сломал ногу. Между прочим, он поступает как говно. Я случайно его встретил, пьяного, и подвёз до дома, на своей машине. Когда он из машины выходил – упал. Я думал, это вывих. Я дотащил его до дома и оставил у двери.

– А он говорит, ты его ударил. И жена подтверждает. Теперь он в гипсе, работать не может.

– Ладно, – сказал я. – Пусть так. Дальше что?

– Дальше, – ответил Застыров, – будешь за это отвечать по закону.

В дверь постучали.

– Да! – крикнул Застыров зычно.

Вошёл следователь Вострин, а за ним – женщина, смутно мне знакомая, полноватая, с круглым лицом, напряжённая; дух её был совсем невелик.

– Привет, Антип, – бодро сказал мне Вострин, – как дела?

– Отлично, – ответил я. – А ваши?

– А мои дела все подшиты, – пошутил Вострин, и сказал женщине: – Присядьте вон туда, в уголок.

Женщина послушно села на стул в углу, посмотрела на меня и отвернулась.

Вострин открыл шкаф, битком набитый папками, порылся в них, вытащил одну, вторую. Я стал вспоминать, где видел женщину. Застыров молчал. Вострин взял одну из папок, привычным движением сунул под локоть, кивнул женщине:

– Пойдёмте со мной.

Оба вышли.

17

З

астыров передвинул бумаги на столе.

– Теперь, земеля, будем говорить дальше. Вот, допустим, господин Пуханов, директор фабрики, где ты работаешь. Ты ведь знаешь Пуханова, правильно?

Я кивнул. Застыров положил передо мной фотографию: моя скульптура, святой Николай, посреди фабричного цеха.

– А эту статую узнаёшь?

– Конечно, – ответил я. – Это моя. Сделал на фабрике. Частный заказ.

– А кто заказчик? – спросил Застыров

– Один человек из Москвы, учёный, историк, искусствовед.

– Искусствовед! – Застыров несколько раз кивнул. – А прикинь, земеля, я ещё одного искусствоведа знал, он у нас в городе жил; его недавно ограбили, и в ту же ночь он умер от разрыва сердца. Хороший был человек, известный учёный. Кто-то залез к нему в дом и украл деревянную голову. Которая нахер никому не нужна, только искусствоведам…

Я молчал.

Застыров продолжал внимательно на меня смотреть.

– Теперь – дальше. Ты говорил Пуханову, что занимаешься реставрацией деревянных скульптур. И заказы тебе поступают из Москвы. Говорил?

– Да, – ответил я, – говорил. Иногда занимаюсь. Но это бывает редко.

– Очень хорошо. Значит, если я тебя правильно понял, у тебя есть заказчики, они заказывают тебе изготовление деревянных статуй или их реставрацию, и ты эти заказы исполняешь. Верно?

– Верно.

– Дальше пойдём. Из дома Ворошилова украли деревянную голову, но там была ещё одна статуя, тоже деревянная. Кстати, без головы. Во такая.

Он показал мне фотографию кефалофора Дионисия.

– Узнаёшь?

– Нет.